Михаил Горлин. Неразгаданные стихи Пушкина о Мицкевиче

Михаил Горлин. Неразгаданные стихи Пушкина о Мицкевиче

Печатаемая ниже статья принадлежит перу талантливого молодого поэта и фило­лога Михаила Горлина, депортированного  немцами в начале периода оккупации. Отсут­ствие известий о нем заставляет предпола­гать, что он трагически погиб. [прим.ред. Михаил Горлин  14 мая 1941 года был арестован как еврей и отправлен в Германию, погиб в концлагере в апреле 1944 года.]

*****

В прохладе сладостной фонтанов
И стен, обрызганных кругом,
Поэт бывало, тешил ханов
Стихов гремучим жемчугом.

На нити праздного веселья
Низал он хитрою рукой
Прозрачной лести ожерелье
И четки мудрости златой.

Любили Крым птенцы Саади:
Порой восточный краснобай
Здесь развивал свои тетради
И удивлял Бахчисарай.

Его рассказы расстилались,
Как эриванские ковры,
И ими ярко украшались
Гиреев ханские пиры.

Но ни один волшебник милый,
Владетель умственных даров,
Не вымышлял с такою силой
Так хитро сказок и стихов,

Как прозорливый и крылатый
Поэт той чудной стороны,
Где мужи грозны и косматы,
А жены гуриям равны.

Дружба Пушкина и Мицкевича известна. Известно, с ка­кой любовью, с каким уважением относился Пушкин к поль­скому поэту, как высоко он ценил его, да и не только он один, а вся плеяда поэтов, его современников: Боратынский, Вя­земский, Козлов и другие. Отношения Пушкина и Мицкевича были внимательно изучены за последнее время Вацлавом Ледницким, но все же, некоторые стороны этой дружбы остались еще неосвещенными.
Приведенное выше стихотворение «В прохладе сладо­стной фонтанов» — сравнительно недавнее приобретение пушкинского текста. Оно было впервые напечатано в 1911 г. Павлом Щеголевым, открывшим его в черновиках поэта, и не сразу вошло в собрание сочинений Пушкина. Сам Щеголев не мог уяснить себе смысл стихотворения; впоследствии он им не занимался, и оно так и осталось неразгаданным. Единствен­ное, что можно считать установленным, это его дата, которую Щеголев по положению в черновиках определил, как 1828 г.
На первый взгляд стихотворение представляется действи­тельно загадочным. Чем вызвано внезапное воспоминание о Крыме и Бахчисарае среди петербургской жизни 1828 г., и кто поэт, которому эти стихи посвящены? Стихотворение переносит нас в атмосферу Востока, но поэт, которому оно посвящено, противопоставляется всем «птенцам Саади»: он, превосходящий всех силой вымысла, — поэт какой-то другой далекой страны,

Где мужи грозны и косматы,
А жены гуриям равны.

В черновых набросках еще отчетливее выступает лич­ный характер заключительных строк. Пушкин хотел сначала обратиться к таинственному поэту во втором лице и начал было последнюю строфу со слов:

Как ты, — сын…

Ясно, что стихотворение посвящено какому-то поэту, которого Пушкин лично знал и который был для него тесно связан с Крымом и Бахчисараем. К поэту этому Пушкин отно­сился с благоговением, так как в стихотворении он назван прозорливым и крылатым, а на такие эпитеты Пушкин был очень скуп.
Достаточно отчетливо поставить вопрос, чтобы сразу найти и ответ, единственно возможный и вскрывающий за­гадку: стихотворение посвящено Мицкевичу и связано с его «Крымскими Сонетами». 1827 и 1828 гг. — годы дружбы Пушкина и Мицкевича, и одновременно годы широкого распространения поэтической славы Мицкевича в России. В 1827 г. «Крымские Сонеты» были переведены прозой князем Вяземским. 31 марта 1827 г. приятель Мицкевича, Малевский, вносит в свою записную книжку: «Вяземский закончил перевод Сонетов. Никто не сумел бы сделать это тщательнее. Дмитриев и Боратынский внесли поправки». (см. «Из портфеля Францишка Малевского», «Научно-литературный путеводитель», Львов, XXVI, 1898).
В 1828 г. появляется ряд стихотворных переводов «Крым­ских Сонетов», среди них снискавшие себе большую популяр­ность переводы и подражания Козлова. Пушкин знал и ценил «Крымские Сонеты». Он вспоми­нает о них в своем «Сонете»:

Под сенью гор
Тавриды отдаленной

Певец Литвы в размер его стесненный
Свои мечты мгновенно заключал.

Вспоминает он о них и в «Путешествии Онегина»:

Там пел Мицкевич вдохновенный
И, посреди прибрежных скал,
Свою Литву воспоминал.

Малевский сохранил нам характерное для Пушкина мел­кое замечание об одной строке сонета «Аккерманские степи»: «Пушкин подверг критике строку сонета «Аккерманские степи»: когда змея скользкой грудью касается злаков. У змеи — утверждал он — нет груди». Конечно, придирка эта нисколько не умаляет общего восторженного отношения Пушкина к «Крымским Сонетам». Помимо своей объективной поэтической ценности они привле­кали его и тем, что напоминали ему о его собственном пре­бывании в Крыму. Недаром в «Путешествии Онегина» вслед за приведенными выше стихами о Мицкевиче идут личные воспоминания:

Прекрасны вы, брега Тавриды,
Когда вас видишь с корабля
При свете утренней Киприды,
Как вас впервой увидел я.

Еще другое обстоятельство связывает с Пушкиным «Крымские Сонеты». Четыре сонета Мицкевича посвящены Бахчисараю. В примечании к одному из них «Гроб Потоцкой» Мицкевич упоминает имя Пушкина и его поэму «Бах­чисарайский фонтан»: «На основании народной повести о бахчисарайской гроб­нице русский поэт Александр Пушкин со свойственным ему талантом написал поэму «Бахчисарайский фонтан».
Если принять все это во внимание, то становится понят­ным, что Пушкину захотелось откликнуться на «Крымские Сонеты»; одному путешественнику по Тавриде отвечал дру­гой, автору «Крымских Сонетов» — автор «Бахчисарайского фонтана». С образа фонтана и начинается стихотворение, и посте­пенно выступают и Бахчисарай, и двор Гиреев. Вспоминая то, что он раньше писал о Востоке, Пушкин создал произведение, по структуре приближающееся к «Подражаниям Корану», по словесному материалу — к «Бахчисарайскому фонтану».
Стихотворение кончается восторженным прославлением Мицкевича:

Но ни один волшебник милый,
Владетель умственных даров,
Не вымышлял с такою силой
Так хитро сказок и стихов,
Как прозорливый и крылатый
Поэт тот чудной стороны,
Где мужи грозны и косматы,
А жены гуриям равны.

Последние строки переносят нас из Крыма в другую «чудную сторону», в которой мы узнаем Литву, дорогую сердцу июльского поэта. Это противопоставление Крым — Литва Пушкин перенял у самого Мицкевича, выдвигавшего его в своих Сонетах. Это же противопоставление находим мы и в упоминаниях Пушкина о Мицкевиче, певце Литвы в Тав­риде, в «Сонете» и в «Путешествии Онегина». Перенося нас в Литву, последние строки приводят нас одновременно от «Крымских Сонетов» к другому произведению Мицкевича, к «Конраду Валленроду», пользовавшемуся в это время в Рос­сии не меньшим успехом. В том же 1828 г., в котором напи­сано «В прохладе сладостной фонтанов», Пушкин перевел вступление к «Конраду Валленроду». От этого вступления, где описаны  толпы литовских юношей

В рысьих шапках, в медвежьей одежде.
и берет свое происхождение образ:
Где мужи грозны и косматы.

Само слово «косматый», отсутствующее у Мицкевича, находится у Пушкина в соответствующем месте перевода:

С медвежьей кожей на плечах,
В косматой рысьей шапке…

и таким образом связывает уже с полной несомненностью вступление к «Конраду Валленроду» и стихотворение «В прохладе сладостной фонтанов».
Если сравнить «В прохладе сладостной фонтанов» с дру­гим стихотворением Пушкина, посвященным Мицкевичу, «Он между нами жил…», написанным в 1834 г., уже после отъезда Мицкевича из России, то надо оказать, что более позднее стихотворение дает более проникновенную и глубокую ха­рактеристику польского поэта. В 1828 г. для такой оценки не было еще нужного отдаления. Но зато, написанное в самый разгар дружбы, оно передает всю прелесть близости, непосредственной глубокой привязанности, непосредственно­го и горячего преклонения.

*****


Автор: Михаил Горлин. Впервые напечатно в журнале «Новоселье», №21, 1945


Архив:

http://muzeemania.ru/2020/08/05/14806/

Евгений Рашковский об Адаме Мицкевиче

Евгений  Рашковский. Адам Мицкевич и ямбическое действо