Последние годы Репина: по воспоминаниям А. Шваненберга

Для «Осени» Репин хотел нарисовать даму лет 40, жившую также поблизости от «Пенатов», видя в ней, по его словам, «поэзию блекнущих цветов». Когда Репин сказал ей, что хочет писать с нее «Осень», эта дама очень обиделась, говоря, что еще не собирается записываться в «Осень» и себя далеко таковой не считает. Напрасно Репин её уговаривал, обещал, что напишет её очень ранней осенью, — она решительно отказалась позировать.

***

Много лет назад, живя в ранней юности в Финляндии, мне привелось познакомиться с Ильей Ефимовичем Репиным и с его семьей. После закрытия границы между Россией и Финляндией, в 1918 году, Репин жил безвыездно в Куоккола в своей усадьбе, на­званной им «Пенаты». Он поселился в Финляндии в 1903 году со своей, как тогда называлось «гражданской женой» — Н. Б. Нордман, разойдясь окончательно, после многих попыток к примирению, со своей женой В. А. Шевцовой.
В годы, о которых я пишу, Репин жил в «Пенатах» со своей незамужней дочерью Верой и с сыном, Юрием. Был ли Юрий вдов­цом, или разошелся со своей женой, я не помню; у него было два сына, живших также в «Пенатах». Н. Б. Нордман умерла в 1914 году. Две другие дочери Репина, Надежда и Татьяна, остались, насколько помню, в России.
И.Репин. Автопортрет
В начале 20-х годов, многие русские, имевшие дачи и усадьбы в Финляндии, жили очень широко и открыто, продавая драгоценно­сти и вырубая парки и сады, много принимая и выезжая.
Несмотря на то, что наша семья жила очень далеко от Куок­кола, мы постоянно ездили гостить к друзьям, жившим на побере- жьи Финского залива в дачных местах, находившихся поблизости от «Пенат». Благодаря друзьям, соседям Репиных, мне удалось по­пасть несколько раз на музыкально-литературные вечера в «Пена­тах».
Об этих вечерах много говорилось и писалось. До закрытия границы, в «Пенаты» постоянно приезжали из Петербурга — тогда уже Петрограда, — известные писатели, артисты, художники и му­зыканты. Но и после того как граница была закрыта, вечера эти продолжались.
У многих писателей, а особенно артистов и музыкантов, были собственные или снимаемые дачи, на которых они оставались жить и после революции.
В Териоках жила известная артистка Холмская, прекрасно читавшая отрывки и сцены из своего репертуара.
Неопубликованная фотография: Илья Ефимович Репин (сидит справа), рядом, в центре снимка, — его жена Наталья Борисовна Нордман-Северова, сидит крайняя справа (в темной шляпке) — жена К. Чуковского Мария Борисовна, сидит на земле — Николай Евреинов, стоит в последнем ряду — Корней Чуковский. 1907-1913 гг.
В Келломяках, рядом с Куоккола, жили братья Захаровы — прекрасные музыканты. Старший — Николай, известный пианист и профессор консерватории, был женат на скрипачке Цецилии Ган­зен, ученице Ауера и ставшей всемирной знаменитостью. Приезжая после турне по Европе и Америке на лето в Келломяки, где у Заха­ровых была собственная дача и где постоянно жил П. Захаров, брат Николая, который был отличный виолончелист, они всегда бывали желанными гостями в «Пенатах». Я помню, какое наслаждение мы все испытывали, слушая в их исполнении трио Чайковского, Арен­ского и также их сольные выступления.
Репин любил музыку и часто говорил, что, после живописи из всех искусств, «я больше всего люблю музыку».
Илья Репин. Портрет Натальи Максимовой, 1924.
Музыкальной частью, обычно, занималась дочь Репина, Вера Ильинична, которой деятельно помогали и братья Максимовы, очень талантливая и культурная семья, жившая по соседству с Репиными. Вера Ильинична была в молодости на театральных курсах и серьез­но училась пению. У неё был красивый, хорошо поставленный боль­шой голос, меццо-сопрано и большей частью, она выступала одна в сценах из опер, или исполняла отдельные арии, но всегда в костю­мах, которые делались по рисункам Репина, и которые он часто кроил сам.
После окончания музыкального отделения, Репин читал от­рывки из своих воспоминаний, которые он тогда писал.
Редкая Фотография. Представленная нами фотография Ильи и Юрия Репиных уникальна тем, что впервые опубликованная на страницах газеты «Голос Родины» (печатный орган Советского общества по культурным связям с соотечественниками за рубежом; изд. с 1955 г.) в ноябре 1963 г., она более не появлялась в печати, и на долгие годы выпала из поля зрения исследователей творчества выдающегося художника и его талантливого сына, судьба которого сложилась столь трагично….
Юрий Ильич не принимал участия в этих вечерах; он или сидел в стороне и набивал патроны, или вообще отсутствовал. Его единственная страсть была охота, в которой он находил полное удовлетворение своей жизни. Он был нелюдим и равнодушен ко всему окружающему. Лицом он очень походил на Петра Первого, только небольшого роста. Этим сходством он, видимо, очень гордился: но­сил волосы как Петр и одевался в мундир петровского времени, зеленый с красными отворотами, тоже сделанный по рисунку отца.
Илья Репин. Портрет Юрия Репина в Неаполе, 1894
В молодости он был записан Репиным в Академию Художеств, но хотя он и продолжал рисовать и даже продавать свои акварели и картины, большого таланта у него не было.
Насколько сильна была у Ю. И. страсть к охоте, видно было по именам, которые он дал своим сыновьям: Гай и Дий. Известно, что охотничьим собакам принято давать односложные клички: как Чок, Тот, Пинт; Юрию стоило, вероятно, немало труда найти в свят­цах таких редких святых.
Я отчетливо помню мое первое посещение «Пенат», куда меня взяли с собою друзья, у которых я гостил. Дочь и сына Ильи Ефи­мовича я уже знал, встречаясь с ними у наших общих знакомых, но самого Репина знал только по виду. Когда он проходил, все шепта­ли: «смотрите, идет Репин». Не заметить его было невозможно: он ходил в черной пелерине-крылатке, носил большую, черную шляпу с широкими полями, из-под которой выбивались седые кудри, и на шее широкий, художественно повязанный черный галстук. Несмотря на свой очень преклонный возраст, — ему было тогда около 80-ти лет, — Репин ходил быстро и легко маленькими, удивительно моло­дыми для его лет, шагами. Лицо было чрезвычайно подвижным и живым; маленькие, пытливые, с острым взглядом глаза осматривали каждого нового встречного, как возможную модель, или как сюжет для картины. Он был ровен и приветлив со всеми, но часто он как бы не замечал собеседника и уходил в себя, глядя куда-то в даль и видя то, что другие не видят.
Приходя в «Пенаты», никто не здоровался за руку, просто кивали друг другу головой. В обширной гостиной стоял рояль, боль­шой диван красного дерева, несколько кресел и много стульев. По стенам висели рисунки и портреты всей семьи Репина. Гостей никто не рассаживал, садились где хотели, да и вообще никто приглашен­ными не занимался. На дверях гостиной висели дощечки с надпи­сями «садитесь, где и как хотите», «если нет стула, принесите из столовой». На двери в столовую было написано «Здесь — столовая». Такие надписи висели во всем доме Репиных. Все было ново и инте­ресно для меня.
Илья Репин. Портрет жены художника Веры Репиной, 1878
В этот мой первый вечер в «Пенатах» Вера Ильинична пела сцену прощания Иоанны из оперы «Орлеанская дева» Чайковского.
Опираясь на копье, затянутая в латы, смастеренные самим Репиным из картона и серебряной бумаги, В. И. провела сцену с большим па­фосом, делая преувеличенно театральные жесты и движения. Ей было в то время далеко за сорок лет и, маленькая, полная, стянутая латами, В. И. выглядела довольно комично.
После окончания пения Репин сделал вид, что программа окон­чена и он собирается покинуть гостиную. Все присутствующие на­чали его просить прочитать что-нибудь из его воспоминаний. Он долго отказывался, говоря: «Вам будет скучно, вам это неинтерес­но». Как я позже узнал, это было нечто вроде обряда или ритуала, продолжавшегося довольно долго и тешившего его стариковское тщеславие. Мы должны были просить или, вернее, молить его, как хор в древне-греческих трагедиях, пока он наконец со смиренным видом, уступая нашей мольбе, садился в заранее приготовленное кре­сло, стоящее у маленького столика с лампой. В. И. приносила руко­пись, находившуюся всегда поблизости. По закладкам в ней видно было, что всё было подготовлено и обдумано. Не высказывая больше никаких возражений, Репин начинал читать.
Илья Репмн. В лесу. Набросок, 1878
Читал И. Е. довольно плохо: торопливо и невнятно. Иногда, увлекшись воспоминаниями, он откладывал рукопись и говорил то, чего в ней не было написано. Часто эти его отступления бывали ин­тереснее, чем то, что должно было войти в воспоминания. После этого, Репин долго сидел молча, смотря куда-то в даль, как бы глядя в прошлое. Затем, И. Е. снова принимался за чтение. Во всем было много театральности и нарочитости.
Но вот, Репин кончал читать, со вздохом сожаления о прош­лом откладывал рукопись и мы, выразив нужный и ожидаемый во­сторг, шли в смежную с гостиной столовую, где уже был приготовлен чай.
Посреди комнаты стоял большой круглый стол с вращающейся серединой — чтобы не беспокоить никого из сидящих просьбой пе­редать хлеб, варенье и печенье. На дверях столовой тоже висела надпись: «Каждый берет, что хочет». Ничего другого к вечернему чаю не подавалось. Под влиянием Н. Б. Нордман, Репин и его семья были строгими вегетерианцами. Соседи уверяли, что к завтраку и обеду у Репиных подавались котлеты из сена.
Что читал Репин на вечере моего первого посещения, я не помню; я был слишком занят рассматриванием дома и его обитате­лей; все было необычно, интересно и любопытно.
Два других вечера в «Пенатах» запомнились мне очень ясно. Один был посвящен Мусоргскому, а другой воспоминаниям Репина о его пребывании в Париже и его оценка и мнение о школе импрес­сионизма и о художниках того времени.
Илья Репин. Портрет Софии Репиной, сестры жены художника
Вечер, посвященный Мусоргскому, как всегда, начался с музы­кальной программы. Вера Ильинична спела сцену «Гаданья» из опе­ры «Хованщина». Костюм раскольницы Марфы был сделан по ри­сунку Репина: очень мрачный и зловещий. Пела В. И. очень хорошо и костюм удачно скрывал ее полноту.
После обычной церемонии упрашивания, Репин читал нам о Мусоргском, своем любимом композиторе. И. Е. прочел выдержки из писем к нему Мусоргского, прибавив:

«Я его не только любил как большого гения, я в нем человека любил».


С большим волнением Репин читал, как, узнав о болезни Мусоргского, он поехал в Нико­лаевский военный госпиталь и, воспользовавшись некоторым улуч­шением в состоянии Модеста Петровича, он привез мольберт и крас­ки и в четыре дня написал портрет. Через десять дней по окончании портрета, Мусоргский умер — 16 марта 1881 года. Гонорар за про­данный Третьякову портрет Репин отдал на сооружение памятника Мусоргскому, похороненному в Александро-Невской лавре.
Закончил свое чтение Репин словами, которые часто любил повторять: «Жаль эту гениальную силу, так нелепо собой распоря­дившуюся физически».
Вечер, на котором Репин читал свои воспоминания о Париже, начался с водевильно-комического выступления Веры Ильиничны; одетая вакханкой с гроздями винограда в распущенных волосах, она спела «Песенку о сидре» из оперетки «Корневильские Колоко­ла». Было вполне очевидно, что выбор столь легкомысленной пе­сенки был сделан с умыслом.
Илья Репин. «Парижское кафе». 1873
Получив первую премию за свою картину «Бурлаки» в 1873 году, Репин получил также пенсию на длительную поездку в Вену, Италию, и Францию. О Париже, где он оставался дольше всего, Ре­пин говорил с увлечением, остро подметив типичные черты фран­цузов: их веселость, непринужденность, жизнерадостность и просто­ту обращения. В Париже он главным образом оценил его архитек­туру, музеи и кипящую уличную жизнь. Там он написал картину «Парижское кафе».
Очень живо рассказывал Репин о первой выставке импрес­сионистов, открывшейся в Париже в 1874 году. Произведения фран­цузских художников того времени Репину совсем не понравились.

«Живопись талантлива, но тупа по содержанию; ни мысли, ни идеи. Искания умов пустых и вздорных, будто они всего живого боятся. Ну сидит и сидит какая-нибудь девица, а что она думает и какие страсти её волнуют — неизвестно». Картины «Ню» его просто воз­мущали: «Женское тело со стороны пяток показывают»!


Ни с кем из французов-художников Репин не сошелся и даже не познакомился. «Ничего у меня с ними не было общего». Этими словами Репин закончил свое чтение. Это был один из последних вечеров, на котором я был. Вскоре они совсем прекратились. Куоккола, как и все дачные места, посте­пенно пустела. Прожив всё, что можно было распродать, большин­ство людей, живших в прибрежной полосе, продавали свои дачи на слом и уезжали в города Финляндии, или, еще чаще, за границу, и обосновывались там окончательно. Большие усадьбы и имения, ко­торых тоже было много, но они были в глубине страны, оставались еще долго у помещиков, которые, работая сами на земле, смогли их сохранить.
До самой глубокой старости у Репина оставалось неудержимое и неуничтожимое желание рисовать. Когда семья или доктора ему говорили, что ему следовало бы отдохнуть, он сердито отвечал «Пе­рестану — когда умру».
С начала 1900 годов, Репин начал страдать суставным ревма­тизмом правой руки, на которой он всегда носил шерстяную перчатку со срезанными на ней пальцами.
По его эскизу, для него была сделана специальная палитра, которую Репин подвешивал ремнем к поясу. Карандаши и уголь он мог держать в больной руке, но кисти были слишком тяжелы и ему не под силу.
Рисунок оставался четким и уверенным, но передавать жизнь в красках ему уже не удавалось. Не было больше знаменитых «ре­пинских мазков».
Фотография: И.Е. Репин, М. Горький, В.В. Стасов и сербский посланник Стоян Новакович / фото К.К. Булла. Пенаты, 1901-1905
Репин был и оставался прежде всего художником-портрети­стом. В живописи, его, главным образом, привлекали лица, давая ему образ и всю идею картины. Избранные им сюжеты он чувство­вал как действительность, исполненную глубокой правды внутрен­них чувств своих моделей. По его собственным словам, Илья Ефи­мович старался передать тех, кого он рисовал, гораздо содержатель­нее, чем факт самого события, или только черты лица, написанного им.
Репина особенно остро привлекали мрачные и трагические события. Он часто говорил: «Я всегда искал и ищу трагизм в исто­рии».
В 1866 году, Репин пошел смотреть на казнь Д. Каракозова, студента, стрелявшего в Александра II, около Летнего сада. Поку­шение это, как известно, не удалось, но Каракозов был приговорен к смертной казни.
Взяв с собой альбом и карандаши, Репин отправился на Смо­ленское поле, на котором должно было состояться повешение. Репин зарисовал Каракозова в момент, когда его везли в те­леге к виселице. Этот рисунок висел в «Пенатах», производя жуткое впечатление. Особенно страшны были глаза: широко раскрытые, с неподвижным мертвым взглядом. По словам Репина: «эти глаза были уже по ту сторону жизни».
И. Е. Репин. Портрет певицы Ольги Трифоновой, 1925 год — И. Е. Репин. Портрет певицы Ольги Трифоновой, 1925 год.
Фотография из коллекции музей-усадьба И.Е.Репина «Пенаты»
Лицо О. Н. Трифоновой как нельзя лучше подходило к этой картине, которую Репин хотел назвать «Молодая монахиня». Кра­сивое, строгое, с несколько крупными чертами, лицо О. Три­фоновой как-то странно не согласовалось с её глазами, в которых виднелась глубоко внутри страстность. «Скорбноглазая» говорил про неё Репин. Этими глазами её лицо и привлекало Репина; его всегда привлекали столкновения противостоящих сил и чувств.
В этой картине, Репин хотел показать борьбу между искуше­нием, которое манит и зовет, и желанием отречения от мира и жиз­ни. Законченной, эту картину я не видал.
1.Василий Суриков. Портрет Ильи Репина.1901 2. Николай Павлов, Портрет И.Е. Репина. 1940 3. Борис Григорьев. Илья Репин слушает футуристов.1915 4. Василий Матэ. Портрет И.Репина. 1889
Что стало с картинами Репина того времени, я не знаю. Всеми его делами занимался какой-то адвокат, или присяжный поверенный, проживавший в Териоках. Он часто ездил за границу, где продавал рисунки и картины Репина, в музеи и, главным образом, в частные коллекции.
Репин умер у себя в «Пенатах» в 1930 году, в возрасте 80 лет. В своем завещании он выразил желание быть похороненным в парке своих любимых «Пенат». Он хотел, чтобы его похоронили сидящим на стуле, с палитрой в руках и с мольбертом, стоящим рядом. Фин­ские власти разрешили хоронить в саду, но не дозволили хоронить без гроба, да еще сидя. Его похоронили в гробу, на который была положена палитра, мольберт был, кажется, тоже опущен в могилу.
Илья Репин. Букет цветов, 1878
На похоронах Репина, странности его сына Юрия выявили себя самым разительным образом. Когда все уже собрались у гроба и священник хотел начинать обряд отпевания, Юрия не было в доме. Вера Ильинична просила священника подождать, говоря, что брат пошел рано утром на охоту и должен сейчас вернуться. Действитель­но, Юрий наконец появился, держа в руках двух убитых им утром зайцев, которых он связал ушами и задними лапами, сделав из них нечто вроде венка. Подойдя к гробу, он хотел положить их вместе с венками. Священник строго приказал убрать их. Ю. И. сказал, что положит их на могилу, но священник громко заявил, что «на освя­щенную могилу падаль я не позволю класть».
Дочь и сын Репина были этим очень огорчены и даже обиже­ны, говоря потом друзьям и знакомым, кто из-за своей темно-ре­лигиозной нетерпимости, священник не понял всю глубину чувства, вложенного в этот последний дар сына — отцу.
Автор: А. Шваненберг. Впервые опубликовано в сборнике «ALMANACH RUSSE», Париж, 1981 г.

Дополнительные материалы:
Стернин Г. — Илья Ефимович Репин (Русские живописцы XIX века) — 1985
Пророкова С.А. — Репин (Жизнь замечательных людей) — 1960

Архив:

Творческий вечер Галины Чурак, состоявшийся в Музее Герцена, посвящен творчеству Ильи Репина

«Если многие современные знаменитости думают, что они «в славе», должен их огорчить: это все ничто по сравнению со славой Льва Толстого и Репина! Их в лицо знал каждый русский человек!»

Лекция Веры Донец «Илья Репин: «От меня пощады не ждите» состоялась в Библиотеке иностранной литературы 

 

 

Оставьте комментарий