Из воспоминаний Натальи Сергеевны Бонди о Татьяне Максимовне Литвиновой

По нашей просьбе Наталья Сергеевна Бонди – представительница известного рода, давшего отечественной и мировой культуре выдающихся исследователей жизни и творчества А.С. Пушкина, художников, театральных деятелей, режиссеров и т.д. подготовила фрагмент своих воспоминаний о знаменитой семье Литвиновых.В основе их эпистолярное наследие художника, переводчика, знатока английской литературы, близкого друга Корнея Ивановича Чуковского, Татьяны Максимовны Литвиновой, дочери легендарного наркома иностранных дел, дипломата Максима Максимовича Литвинова. Хранящиеся в семейном архиве Бонди уникальные письма Т.М. Литвиновой, Наталья Сергеевна в скором времени готовит к передаче ГЛМ, но мы УЖЕ СЕГОДНЯ, с ее позволения, можем прикоснуться к этому бесценному источнику.

***

ПИСЬМА К ДРУЗЬЯМ. СТРАНИЦЫ ПРОШЛОГО
К 100-летию со дня рождения Татьяны Максимовны
Литвиновой  (1918–2011)

«В архиве Бонди, который я готовлю к передаче в ГЛМ, находятся книги, письма от Татьяны Максимовны Литвиновой, чье столетие отмечалось в 2018 году. Предлагаю вашему вниманию фрагмент моих воспоминаний.
Несколько слов о том, почему я хотела написать об этом человеке. Татьяна Максимовна была близким человеком моей семьи. И она, и ее родители нежно относились к моей маме, Наталии Владимировне Серпинской-Бонди, с огромной симпатией и уважением относилась к моему отцу, и что мне особенно приятно, она нежно любила и меня, о чем постоянно писала в своих письмах. В то же время Татьяна Максимовна являлась близким другом К.Т.Чуковского. Я хочу процитировать слова нашего замечательного коллеги Павла Михайловича Крючкова:
«… Иногда посетители спрашивают, а кто эта женщина с печальным лицом, чья фотография висит под Хлебниковым. Я говорю, что это Татьяна Максимовна Литвинова – художник, переводчик, знаток английской литературы, близкий друг Корнея Ивановича… Что ей посвящено немало строк в его дневниках. Говорю-говорю, и думаю, что ведь в это самое время она, разменявшая девятый десяток лет, наверное, сидит сейчас в своём полуродном Лондоне и, возможно, читает какую-то книгу. Например, перечитывает любимого Диккенса. А почему нет?» («Однажды в Чуковском доме» Южное сияние №2 от 9.4. 2012). От себя добавлю, что Татьяна Максимовна не только была дружна с Чуковским, но их связывала большая творческая работа. И вот уже семь лет как ее нет с нами.  Несколько фактов биографии: Татьяна Максимовна Литвинова родилась в Москве в 1918 году. Дочь государственного и партийного деятеля первой половины ХХ века Максима Максимовича Литвинова и его жены англичанки Айви Лоу.
Семья Михаила Литвинова
В 1930–1939 годах Максим Максимович Литвинов занимал пост наркома иностранных дел СССР, а Айви Вальтеровна, во-первых была достаточно известной у себя на родине писательницей, а кроме того, с большим энтузиастом продвигала и внедряла «Basic english» в России – новый метод изучения английского языка, выпускала словари. Так как Татьяна Максимовна выросла в необычной семье, я позволю себе поделиться той информацией, которую знаю не из опубликованных источников, а от своих родителей и пользуясь своими собственными воспоминаниями. А, как не странно, в моей памяти очень ярко сохранились картины далекого 1951 года.
Айви Лоу
Они жили тогда в так называемом Доме на набережной. Огромная (как мне тогда казалось), пустая квартира с исключительно казенной мебелью. На каждом предмете была табличка с номером. Все только необходимое – письменный стол и кровати. И длинный коридор, по которому мы, дети, ездили на велосипедах. Отчетливо помню, как разогнавшись, я врезаюсь во что-то мягкое и теплое. Это довольно объемистый живот Максима Максимовича. Он не сердится, улыбается, глаза веселые, сквозь линзы очков.
Знаю, что после смерти ММ. семье предлагали остаться в этой квартире, но не получая больше помощи по ее содержанию, семья просто не смогла оплачивать это помещение. Следующий дом Литвиновых, который я помню, – это квартира в доме композиторов на Миусах, у Белорусского вокзала. С Айви Вальтеровной, (мы, дети, ее называли, Гямма), связана долгая дружба и даже любовь. Почему- то и А.В. и потом Т.М. относились ко мне с большой симпатией и любовью. А.В., как я уже говорила, была известной в Великобритании писательницей и ее книги постоянно издавались там. Как она сама мне рассказывала, в трудные годы жизни в СССР, когда все члены семьи находились без работы, из-за своих политических взглядов, гонорары от бабушкиных романов в иностранной валюте, кормили всю семью!
Вернусь назад, в детство. В течение многих лет подряд, на лето снимались комнаты в поселке Голицыно и на летние каникулы нас отправляли загород. Мои подружки, дочки Т.М., Вера и Маша, жили с Гяммой, а Т.М. только навещала их. Она была очень красива и внешне, и внутренне и неординарна во всем. В манере одеваться, вести себя и общаться с людьми, будь то взрослые или дети. Экстравагантна, но по-своему элегантна. Во всем ее облике чувствовалась свобода. К детям и она и Гямма обращались только по-английски, мы отвечали всегда только по-русски. Я-то по незнанию языка, а девчонки из-за духа противоречия.
Сергей Бонди
Изначально дружеские отношения зародились между семьей Литвиновых и моей мамой. Я знаю, что Максим Максимович любил мою маму, ценил ее острый ум, ироничность, юмор. Знаю, что она часто ездила к Литвиновым на дачу, где последние годы жил М.М. В более поздние годы Т.М. познакомилась и с моим отцом и очень любила с ним разговаривать, выслушивать его мнение по разным вопросам. Я запомнила один такой случай. Однажды Т.М., придя к нам на Чистые пруды, очень долго беседовала с моим отцом. Это был чрезвычайно важный для нее разговор. Так как я сидела тихо в кабинете отца (это привычное место моего пребывания, в кабинете отца, под столом), то являлась невольной свидетельницей этого разговора. Речь шла о сложном, долгом перерождении, коренной смене мировоззрения Т.М., изменении ее политических взглядов. От активной пионерки и комсомолки, дочери революционера, одного из соратников Ленина, она пришла к полному неприятию режима, стала борцом за права человека, диссиденткой. Как говорила Т.М., это был медленный, мучительный процесс переосмысления всего происходящего вокруг нее. Т.М. много переводила с русского на английский и с английского на русский. В ее переводах выходили книги Генри Филдинга, Джорджа Мередит, Джона Чивер и др. Прекрасно рисовала. У нее было много персональных выставок. В середине 1970-х Татьяна Литвинова уехала в Англию. Она поселилась в Брайтоне, в том же доме, где в юности обитала ее мама, Айви Лоу.
В этом доме Т.М. прожила до своей смерти в 2012 году. Последний раз я разговаривала с ней по телефону, и она живо интересовалась, чем я занимаюсь, где работаю… Говорила, что надо постоянно трудиться, не давая себе никаких поблажек! Сама она до последних дней сохраняла интерес к жизни, много читала и рисовала. Ее часто навещала дочка Верочка, которая жила в Лондоне и работала на BBC.
Прежде чем перейти непосредственно к письму ТМ, которое я хотела бы вам прочесть и  прокомментировать, позволю себе процитировать несколько высказываний Корнея Ивановича о Татьяне Максимовне.   Из дневника Чуковского.
«12 октября 1960»
Сегодня Таня Литвинова читала мне свой перевод Чивера — открытого мною писателя: о доброй, благодушной, спокойной женщине — которая меняет любовников, как чеховская Душенька мужей — и только в конце выясняется, что это символ Смерти. <…> 28 октября. 1960<…>
Я наметил день своей смерти: 21 февраля 1961 года. Вот на всякий случай мое завещание. Четверть наличных денег Евгению Борисовичу  Чуковскому, три четверти Лидии Корнеевне Чуковской. Деньги на похороны пусть даст из своих средств Николай Корнеевич Чуковский. Мебель разделить полюбовно между всеми наследниками. Чукоккалу — Лидии Корнеевне и Елене Цезаревне. Мои дневники тоже. Весь архив — им же, с тем, чтобы к разбору его они непременно привлекли Клару Израилевну Лозовскую, которой наследники должны дать на память обо мне мой секретер. Татьяне Максимовне Литвиновой нужно на память обо мне дать любые английские книги, какие она захочет взять».
И еще любопытная цитата из воспоминаний секретаря и помощника Корнея Ивановича Клары Лозинской: «Он не давал себе передышки между окончанием одной статьи или книги и началом другой. Они наступали одна на другую, перебивали друг друга, накатывались одновременно по нескольку. М. П. Шаскольская, Т. М. Литвинова, Е. М. Тагер, Р. Е. Облонская, Люда Стефанчук, даже школьницы — моя дочь и Майя Шаскольская — были непременными участниками этих авралов. Марьяна Петровна сортирует письма к книге «Живой как жизнь», Люда Стефанчук выискивает в Ленинской библиотеке нужные материалы, я держу корректуру сборника «Люди и книги», Татьяна Максимовна и Корней Иванович сверяют перевод пьесы Филдинга «Судья в ловушке» с подлинником. Участники этого столпотворения просто разбивали себе лбы и разбегались в разные стороны, оставляя виновника этого вихря в тишине кабинета до следующего аврала. А аврал никогда не заставлял себя ждать, потому что писалась уже новая статья, прибывали новые письма для книги «От двух до пяти», составлялся сборник рассказов Конан Дойля или Марка Твена, приходила из издательства корректура очередного Некрасова или «Высокого искусства» и в углу стола аккуратной горкой лежала вернувшаяся от машинистки рукопись «Современников».
И вот, наконец, одно из писем от Т.М.Литвиновой, которое, как мне кажется, представляет несомненный интерес и для изучения творчества Чуковского: Это лето 1954 года, которое наши семьи проводили в разных местах.
«11 июля 1954»
Дорогие Наташи и Сергей Михайлович!  До чего же я, оказывается, скучаю без вас!
(В множественном числе, кажется, не надо В с большой буквы). Я думала, что страсть к наживе заглушила во мне все прочие чувства – ан нет! Очень рада, что Вы довольны своим летом. А у меня с Михайловыми так: в первый год нашего пребывания у них я, вероятно, была увлечена Дмитрием Александровичем, и, потому кормила их, а в этот раз его обаяние для меня повыветрилось и я спокойно переносила их мансардные муки (они были без тяжконосой Марии Ивановны) и отпуск оказался у них скомканным, и на даче они редкие гости. Нехорошо. Тут, правда, еще то, что этим летом больше, чем когда либо все хозяйственные заботы легли на Лушу, у нас подолгу гостила одна знакомая, которая 16 лет из своих 69 провела на казенном харче, и мне было совестно нагружать Лушу дополнительно. А я к тому же большую часть лета провела в дачных поездах.
Перевели мы с К.И. пьесу Фильдинга <Генри Филдинг – английский писатель и драматург 1707–1754, речь идет о пьесе «Судья в ловушке, 1954> для Театра Сатиры – это было большим праздником для меня. Теперь опять запряглась в будни переводов на английский. Правда, в Гослите мне обещали испытать меня на Джека Лондона. Я люблю «великого русского языка», люблю на нем писать, и может быть когда-нибудь исполнится моя заветная мечта – переводить Джейн Остин <британская писательница, идею переводить которую подала Т.М. С.Я.Маршаку>. Но люблю я русский язык пока что без взаимности – он ощеряется на меня несметными полчищами своих «которых»,«щиеся» и прочее. Чуковский меня хвалил-хвалил, да потом взял и все переделал. Вообще с ним немножко грустно (т.е.очень) получается – М.Б. сперва меня любила, потом терпела, а теперь уже не терпит. И я больше туда не ездок  (Письмо разорвите) <Мария Борисовна, жена Корнея Ивановича, умерла в 1955 году>. Девочки очень хороши в этом году, у Ниночки немного прояснилась душа <племянница ТМ, дочь Михаила Максимовича и сестра Павла Литвинова>.
Мама рассчитывает эту зиму провести на даче со всеми тремя (и с Лушей, конечно). Я Машеньке купила белый передник и как-то взволнована этим. А Слона <Илья Львович Слоним, муж ТМ, замечательный скульптор>, дошедшего в этом году до крайнего предела переутомленности – он сделался вдруг кротким и услужливым! – я отправила в Крым. Он не ездил отдыхать 20 лет, и все это время даже не мечтал. А тут покорно купил себе билет на Феодосию, сел в поезд и поехал. Пишет, что Крым похож на П.К. и О., за исключением моря (но это оттого, что он поехал на южный берег, вместо восточного, куда я ему советовала), живет «диким образом». Что еще? Много, много хотелось бы рассказать. Приезжайте же скорее! Небось, холодно уже. У нас во всяком случае. Я так привыкла вместе с Вами переживать грандиозные чувства, а сколько было переживаний! Как порадовала сессия. Только страсть к поговоркам я нахожу пагубной. Ну, целую же вас всех, рыжего чертенка мордочку так и вижу. Трогает она мое сердце всегда. А Ниночка, почему-то нет. Хотя она очень красива, благонравна, и, судя по письмам с иллюстрациями, талантлива. Мои совсем не рисуют. Но это я виновата – не организовала материал.
Goodbye Таня
PS. Фалькам большущий привет – я рада, Вы у них есть, а они у Вас. Как С.М. с ним? А Вы к Геле?» <Т.М. познакомила моих родителей с Фальками и это знакомство продолжалось вплоть до самой смерти великого художника в 1958 году. Незадолго до смерти Фалька, состоялась персональная выставка Роберта Рафаиловича. Мои родители были на этой выставке и взяли с собой меня (вероятно не с кем было оставить) И нужно сказать, что впечатление от картин художника на меня было огромно и любовь к его творчеству я сохранила на всю жизнь>.
Завершая свое выступление, считаю, что о Татьяне Максимовне, о семье необходимы большие публикации и что обещания дочери Т.М. Маши, сказавшей мне, что обязательно напишет книгу воспоминаний, будут выполнены. Я же постараюсь своими воспоминаниями внести небольшой вклад в «Литвиниану»».
Аудиозапись  можно прослушать здесь:

Оставьте комментарий