В этом доме ветхом, давно опустелом, над лазурным креслом, на светлой стене между зеркалом круглым и шкапом белым, улыбалась ты некогда мне.
И блестящие клавиши пели ярко, и на солнце глубокий вспыхивал пол, и в окне, на еловой опушке парка, серебрился березовый ствол.
И потом не забыл я веселых комнат, и в сиянье ночи, и в сумраке дня, на чужбине я чуял, что кто–то помнит, и спасет, и утешит меня.
И теперь ты вышла из рамы старинной из усадьбы любимой, и в час тоски я увидел вновь платья вырез невинный, на девичьих висках завитки.
C. Жуковский. Печальные думы, 1907 г.
Как видел и чувствовал энергетику «Усадьбы» великий Набоков, как осмысливалась и была реализована в его автобиографических произведениях сама идея Дворянской усадьбы – об этом в замечательном докладе доктора филологических наук Надежды Степановой, прозвучавшем в рамках международной конференции «»Усадебный топос» в русской литературе конца XIX – первой трети XX в.»:
