Описываемая встреча произошла, когда Фаина Слонимская (1857-1944) была медичкой 1-го курса. Автор, вдова известного писателя, долголетнего сотрудника и члена редакции «Вестника Европы», Леонида Зиновьевича Слонимского (1849-1918), принадлежит к поколению женщин, первыми добившихся высшего образования. Она продолжала всю жизнь заниматься общественной деятельностью и литературной работой и близко знала многих выдающихся людей своего времени.
Огромный дом Лихачова на углу Литейного проспекта и Бассейной известен был петербургской учащейся молодежи тем, что в нем было много маленьких квартир со сдающимися осенью недорогими комнатами. Хозяйками были большей частью чиновничьи вдовы, мужья которых оставили им в наследство маленькую пенсию и много детей. Они весьма охотно сдавали «парадную» комнату именно студентам. Молодежь была невзыскательна насчет обстановки и квартирных удобств, и к тому же с утра до вечера бывала в отсутствии, — обстоятельство, которым пользовались хозяйские дети, без стеснения устраивавшие свои игры в помещении жильцов.
Ко времени возвращения жильца, беспорядок, произведенный детьми, устранялся, и когда в определенное время раздавался звонок, комната была уже прибрана и хозяйка с приветливой улыбкой отворяла дверь.

Жильцы бывали нагружены книгами и бумажными кульками с провизией, которые вместе с верхней одеждой тотчас сбрасывались на постель. Хозяйка усердно начинала хлопотать у стола, приносила чистую салфетку, тарелку, прибор, выкладывала из кульков колбасу, огурец, свежий хлеб, масло, — и ласково предлагала жильцу: — не угодно ли запить чашечкой чая? Жильцы охотно принимали предложение и в свою очередь угощали вертевшихся тут же детей вкусностями, уцелевшими от привезенных из дому запасов. Потом хозяйка снова приходила забрать посуду и, кстати, загнать на кухню детей, шикая на них, если они начинали, по ее выражению, «горланить».
Так ко взаимному удовольствию молодежи и хозяйки, проходил день за днем, неделя за неделей, месяц за месяцем, до самого Рождества, когда жильцы, оставляя за собою комнату, уезжали на праздники домой. Когда они возвращались, комната была в полном порядке и опять начиналась их трудовая жизнь.
В конце сентября 187… к воротам дома Лихачова подъехал ломовой с небольшой поклажей: несколько новеньких чемоданов да большой деревянный открытый ящик, наполненный до верху книгами. У ворот его поджидали обе владелицы этой поклажи, студентка-медичка и ее приятельница, будущая писательница Юлия Ивановна Безродная. Новенькие чемоданы были внесены в их комнату, ящик с книгами, о котором беспокоилась медичка, тоже благополучно стоял в целости на полу, — оставалось расплатиться с ломовым. Безродная уплатила за провоз, прибавила «на чай» за перенос вещей в комнату, а ломовой все не уходил.
— Чего ты ждешь? — спросили обе студентки.
— А прибавочки за провоз, вещи все в целости доставил. Так с вашей милости не мешало бы на водочку.
Не скажи он «на водочку», все обошлось бы легко и он получил бы желаемое. Но упоминание о водке изменило дело.

— Уходи, голубчик, и барышень моих не беспокой, — вмешалась хозяйка, — ты по условию все получил.
Девицы, впервые очутившиеся в положении самостоятельных жилиц, готовы были уже в смущении уступить ломовому, но хозяйка решительно воспротивилась:
— Уходи, тебе говорят.
Началась перебранка между нею и не желавшим уходить ломовым, упорно требовавшим на водку. Поощрять народное пьянство было противно принципам, и студентки не знали, как поступить.
— Пойди к Достоевскому, он ведь через дорогу живет. Спроси его, как нам быть с извощиком, — деловито сказала Безродная своей подруге.
— А это кто ж, священник что ли? — осведомилась хозяйка.
— Он для нас все равно что святой, — что скажет, то закон, — ответила медичка и быстро сбежала вниз по лестнице. Ломовой остался ждать ответа.
Дом, в котором жил Достоевский, был через дорогу, на Бассейной. Медичка перебежала улицу, вошла в ворота большого здания и спросила дворника, где живет Достоевский? Дворник указал на черную лестницу:
— Да вон окно в ихнюю квартиру. — Окно было на уровне земли, рядом со входной дверью черной лестницы. Медичка вошла и сразу же налево увидала обшарпанную дверь. Неужели тут живет Достоевский? — подумала она и робко потянула деревянную ручку от проволоки звонка. Звонок задребезжал и почти сразу раздались за дверью мягкие шаги обутых в войлочные туфли ног. Дверь отворила невысокая, довольно полная женщина в простом, поношенном платье и в кухонном переднике с загнутым углом.
— Вам кого? — раздался в полутемной прихожей ее ласковый голос.
Судя по моментально распространившемуся запаху, в конце длинного коридора-передней, была открытая дверь в кухню.
— Можно видеть на несколько минут Федора Михайловича? — смущенно осведомилась медичка.
— Сейчас спрошу.
Она открыла соседнюю с входной дверь в первую комнату, выходившую в прихожую, и громко сказала:
— Федор Михайлович, можно к тебе? Тут барышня пришла, поговорить с тобой хочет.
— Можно, — послышался ответ.
Медичка сообразила, что перед нею была Анна Григорьевна, жена Достоевского.
Дверь в комнату Достоевского не могла вполне быть отворена, так как стукалась о край небольшого стола, стоявшего направо и покрытого листом красной пропускной бумаги. За столом, спиной ко входу, на простом, без обивки, деревянном стуле, сидел, держа в руках перо, Достоевский, чья внешность была посетительнице знакома по литературным вечерам. Достоевский, в потертом, старом, выцветшем пиджачке, в рубашке с отложным воротничком, без галстуха, повидимому работал: при входе медички он отложил перо, приветливо взглянув на нее. Она смутилась, поняв, что оторвала его от писания, и не знала как начать. Она быстро окинула взглядом комнату, поразившую ее своей бедностью. Комната была маленькая, с низким потолком. В углу у двери была железная круглая печка, топившаяся из другой комнаты, как это делалось в дешевых квартирах; стоявший у печки небольшой письменный стол заполнял всю ширину комнаты. По другую сторону от печки, вдоль наружной стены с окном во двор, оставалось до другого угла еще только место для этажерки с книгами, — а на противоположной от письменного стола стене умещалась широкая тахта с двумя подушками, покрытая пестрым куском материи. Между тахтой и дверью находился маленький столик. В этом заключалось все убранство комнаты.

Достоевский предложил медичке сесть:
— Так о чем желательно вам поговорить со мною?
Охватившая было ее робость прошла под внимательным, будто в душе читавшим, взглядом прекрасных глаз Достоевского и она, слегка запинаясь, изложила сомнения насчет ломового и его требования «на водку». Как согласовать это с просветительными принципами?
Излагать свои чувства перед Достевским было легко, так как каждая написанная им строка была читана и перечитана, много раз обсуждена в студенческой среде, — и когда возникали сомнения по поводу какого-либо случая, то неизменно приводились в разъяснение цитаты из Достоевского, которые должны были подсказать решение. Сначала с запинкой, потом с горячностью, медичка изложила происшедшее. Достоевский слушал, не перебивая, внимательно, но с легкой, смущавшей ее улыбкой.
— Все вами изложенное по существу правильно, но хочу задать вам вопрос, — и взгляд его был ласков, но пристален, так что у посетительницы сразу екнуло сердце и возникло сомнение относительно правильности высказанного ею.
— Хочу задать вам вопрос. Вот вы медичка. Если будете у больного и получите условленное за визит, то спросите прибавку или нет?
— Конечно, нет, — вспыхнула медичка, обиженная предположением.
— Но почему же вы считаете тогда, что это допустимо для ломового? Вы значит видите между ним и собою различие. Вы по-разному судите о вашей совести и совести ломовика, — и он это, наверное, почувствовал. Народ это ваше ощущение его неравенства с вами сознает и не прощает. Вот ваша хозяйка иначе бы ему ответила: она ему по-просту отказала бы, да еще выбранила за его «на водку», и он перед нею еще извинился бы. Так-то, милая барышня, — сказал Достоевский, подарив ее на прощанье ласковым взглядом, смягчившим суровость приговора. И когда, густо покраснев, она поблагодарила и попрощалась, он добавил:
— Не забывайте дорогу ко мне, я всегда рад побеседовать.
Только очутившись снова на улице, медичка успокоилась и стала обдумывать слова Достоевского. Переходя Бассейную улицу против квартиры Достоевского, медичка очутилась у дома, где жил Некрасов и где была редакция «Отечественных Записок». И невольно она подумала о том, что ни ей, ни ее товаркам не пришло бы в голову обратиться за разрешением морального вопроса к Некрасову, несмотря на то, что Некрасов был народником, гражданским поэтом и сам претерпел в трудные годы и холод, и голод. Молодежь, всецело во власти суждений Белинского, высоко ценила произведения Некрасова, но сам он оставался далеким, «не своим». Достоевский же по всему своему складу казался молодежи «нашим» душевно: с ним и только с ним можно было обо всем советоваться. А его укор в бессознательном отличии себя, интеллигенции, от «простого народа — и применения к себе и к нему разных нравственных мерок, глубоко запал в душу и взволновал медичку.
Вернувшись домой, она застала на кухне ломового, который опоражнивал уже третью кружку чаю с сахаром в прикуску и с большим ломтем ситного. Хозяйка, беседуя дружески с ним, объясняла:
— Никакие они не пашковки. Барышни мои учатся, чтобы тебя от пьянства отучать, да чтобы ты бабу свою, нализавшись, не колотил.
И в тоне ее звучала гордость.
— Это хорошо бы, — согласился ломовой, затягивая пояс и беря шапку с наушниками.
— За угощение спасибо.
Юлия Ивановна Безродная давно ушла в библиотеку. Хозяйка рада была покалякать с чужим человеком и прихвастнуть вопросами просвещения, к которому она, сдавая студентам комнаты, тоже считала себя причастной.
Медичке очень неприятно было отказывать ломовому в ожидавшейся им прибавке, но ослушаться Достоевского было нельзя. И чтобы возместить неловкость, она сказала:
— Погодите. Это вашему мальчику. — И зачерпнув пригоршню сластей привезенных из дому, она, конфузясь, передала их в кульке ломовому, — против этого Достоевский наверное ничего не имеет, — подумала она.
— Очень вам благодарны, — низко кланяясь, сказал ломовой. И все разошлись, довольные друг другом.
****
Впервые опубликовано: Фаина Слонимская. Журнал «Новоселье», №7-8, 1944.
Архив:
Лекция Анны Петровой «Художественный мир романа Федора Достоевского «Бесы»».