Маргарита Рудомино. Моя библиотека

Исполнилось 120 лет со дня рождения М.И. Рудомино, «Великий библиотекарь» — так назвал её академик Д.С.Лихачев — эти слова стали заглавием впечатляющего двухтомника, подготовленного с возможным тщанием и изяществом издательством «Пашков дом» РГБ к юбилею создательницы и бессменного на протяжении полувека директора знаменитой ВГБИЛ, носящей теперь её имя.
Маргарите Рудомино было всего двадцать лет, когда она начала свой беспрецедентный проект, вылившийся в конечном счете в создание и постоянное развитие невиданной ранее в мире культурно-просветительной институции, ласково называемой её читателями, друзьями и сотрудниками «Иностранкой». Создатели двухтомника стремились к объёмному, как можно более полному показу личности и трудов М.И.Рудомино, предпослав изданию в качестве эпиграфа её слова: «Работа в библиотеке является моей жизнью».
Компетентным и внимательным составителем двухтомника стал внук Маргариты Ивановны В.А. Рудомино, включивший в издание многочисленные воспоминания российских и зарубежных деятелей культуры, её мемуары, библиотековедческие работы, письма и часто уникальные фотографии.
Впервые публикуются многие материалы из обширнейшего архива семьи Рудомино, а также выявленные историком-архивистом, писателем А.Ю. Низовским документы из архива ВГБИЛ и Государственных архивов. Прочтя два этих весьма солидных тома читатель может убедиться, что Маргарита Ивановна Рудомино не на словах, а на деле следовала заветам своих предшественников — просветителей: «дать русскому народу света, больше света». Художник книги Т.Костакова с блеском выполнила свою работу, создав тома изящные, строгие, достойные героини, которой они посвящены. Некоторые мемуары М.И.Рудомино, вошедшие в двухтомник «Великий библиотекарь», были когда-то подготовлены её сыном А.В.Рудомино
для журнала «Наше наследие».
/Владимир Енишерлов, главный редактор журнала «Наше Наследие»/

*****

Мы неоднократно обращались к событиям жизни выдающегося деятеля культуры советской эпохи Маргариты Ивановны Рудомино (1900—1990)1. Уроженка Саратова, где прошла ее молодость, М.И.Рудомино была создателем (1921) и бессменным директором на протяжении 52 лет (1921—1973) Всероссийской государственной библиотеки иностранной литературы (ВГБИЛ), с 1990 года носящей ее имя.

По своему профилю, многогранности и необычности форм деятельности ВГБИЛ и по сей день является уникальной среди библиотек мира. Усилиями Рудомино ВГБИЛ превратилась в одну из крупнейших библиотек страны. Благодаря инициативе и неутомимой энергии Маргариты Ивановны было осуществлено строительство нового здания ВГБИЛ (1960—1966), которое отвечало самым современным требованиям библиотечного дела тех лет. В 1925 году она организовала при ВГБИЛ курсы иностранных языков, которые в 1926 году были реорганизованы в Высшие курсы иностранных языков (ВКИЯ).
В 1930 году по ее предложению на их базе был организован Московский институт новых языков, сейчас Московский государственный лингвистический университет (МГЛУ). В 1931 году Рудомино принимала активное участие в организации «Издательства иностранных рабочих в СССР» и в 1946 году издательства «Иностранная литература» (в настоящее время издательства «Прогресс» и «Мир»). Немалую роль она сыграла в создании в 1933 году литературно-художественного и общественно-политического журнала «Интернациональная литература» и продолжившего его деятельность после войны журнала «Иностранная литература», членом редколлегии которого она состояла в течение 15 лет.
Маргарита Ивановна пользовалась международным авторитетом. С 1967 по 1973 год сначала как вице-президент, а затем как первый вице-президент Международной федерации библиотечных ассоциаций (ИФЛА), она представляла интересы библиотек и библиотечных работников СССР и других социалистических стран в этой организации. В 1973 году на 39-й сессии ИФЛА, ей, как выдающемуся деятелю международного библиотечного дела, было присуждено пожизненное звание «Почетный вице-президент ИФЛА».
ВГБИЛ была делом всей жизни М.И.Рудомино, которая прошла в мучительно острой, но — что редко в наше время бывает — успешной борьбе за создание, развитие и сохранение Библиотеки. С одной стороны в этой борьбе стояли невежественные, ортодоксальные партийные и государственные чиновники, которые, борясь за чистоту мышления советского народа, не могли понять, зачем вообще советским людям нужна какая-то иностранная книга, и постоянно желавшие закрыть ВГБИЛ. С другой стороны — благожелательно настроенные к Библиотеке власть имущие, понимавшие всю вредность отрыва советской науки, просвещения от мировой культуры. С их поддержкой Рудомино удалось создать и сохранить ВГБИЛ в тяжелые для страны периоды «чисток», борьбы с «космополитизмом» и других подобных кампаний. Не случайными были слова С.С.Аверинцева, что «труд Рудомино был героическим в самом буквальном смысле слова».

В жизни Маргариты Ивановны были драматические моменты. В 1973 году, ради личных интересов особ, близких к партийной и государственной верхушке страны, ее отстранили не только от должности директора ВГБИЛ, но и от всякой работы в Библиотеке и от общественной деятельности. Был ликвидирован естественно-научный профиль ВГБИЛ, что нанесло значительный вред развитию фундаментальных естественных наук в стране. В течение последующих пятнадцати лет имя Рудомино было вычеркнуто из жизни Библиотеки. Около двухсот старых сотрудников ВГБИЛ были вынуждены уйти с работы в середине 1970-х годов. Библиотека превратилась в обыкновенное советское казенное учреждение, сузив свою деятельность, потеряв множество читателей, особенно крупных ученых. И только во второй половине 1980-х годов, в связи с перестройкой в стране и изменениями в дирекции ВГБИЛ, имя М.И.Рудомино возродилось, она смогла почувствовать востребованность и признательность за свой подвижнический труд.
В июле 2000 года исполняется 100 лет со дня рождения Маргариты Ивановны. Настоящая публикация знакомит читателей с фрагментами из книги ее воспоминаний, подготовленной к печати А.В.Рудомино.

*****

В 1950-х годах с Сережей Королевым2 мы виделись редко — только на даче в Барвихе, когда он приезжал навестить Марию Николаевну и Григория Михайовича3. В семейной жизни его произошли перемены, жил он тогда у себя на заводе в Подлипках. Однажды, это было в юбилейные дни его 50-летия в январе 1957 года, мы всей семьей — Василий Николаевич, Адриан, Марианна4 и я — приехали к нему в Подлипки. В этот вечер Сережа был в ударе и много говорил о будущем, о предстоящих полетах в космос. Тогда слово «космос» для всех становилось привычным. Однако мы были потрясены грандиозными планами Сергея, казавшимися фантастикой. Он рассказывал о межпланетных станциях-«вокзалах», где могли бы останавливаться космические корабли. Эти межпланетные сооружения служили бы своебразной гостиницей, как бы промежуточной станцией. На этих «вокзалах» можно будет пополнять космический корабль горючим, получать дополнительное питание, переночевать, иметь связь с Землей…
Прошло немногим более двух десятилетий, и его фантазия-мечта уже осуществлена. А, впрочем, может быть, у Сергея уже тогда был законченный проект — не знаю. Незабываемое впечатление в тот вечер произвел на нас огромный макет Луны в виде глобуса с фигурой Королева на одной из ее вершин — подарок Сергею к его 50-летию от товарищей по работе. Этого гостеприимного вечера забыть нельзя, настолько оригинальны, убедительны и познавательны были рассказы Сережи.
Так уж сложилось, что в последние годы его жизни нам редко удавалось поговорить по душам, как когда-то. Но однажды случай представился. Рассказывая ему об удачах и неудачах в моей работе по строительству нового здания Библиотеки, я сказала: «Тебе хорошо, Сережа, ты можешь сделать и получить все что хочешь. Для тебя все двери открыты, а мне по-прежнему зачастую приходится лбом стену прошибать». На это он ответил: «Подожди, потерпи, Маргарита, придет день, я уверен, и для тебя откроется заветная дверь, и за ней откроются все остальные, и ты будешь иметь то, чего с таким трудом сейчас добиваешься».
Он говорил точно и ясно. И в другом масштабе деятельности — обыкновенной, земной — он оставался таким же оптимистом и таким же провидцем. Конечно, я понимала, что «двери» бывают разные, и хотя в моей работе для меня они сами так и не открылись, но слова Сергея всегда поддерживали меня. Здание Библиотеки иностранной литературы построено и украшает сейчас Яузскую набережную.
Шли годы и годы… 12 января 1966 года сразу после незапланированной многочасовой операции, неподготовленный к ней, на операционном столе умер Сережа. Величина его вклада в историю цивилизации открылось мне, как и всему миру, лишь после его смерти. Только смерть выявляет истинное значение человека, и тогда особенно явственно становится видно непоправимое. Пятьдесят лет мы жили рядом с ним и не осознавали исторического масштаба его личности. Детали быта, подробности становления характера, истории, о которых может знать и помнить только один человек — все это оказывается невосполнимым и тем усиливает горечь утраты.

*****

Теперь о новом здании ВГБИЛ. В это здание я вложила почти всю свою жизнь. Почти 30 лет (кроме военных), с 1930 года я пробивала день за днем, месяц за месяцем, год за годом возможность строительства специального здания для Библиотеки. При этом казалось, что надо добиться всего лишь «одной строчки» — включения ее в титул капитального строительства. Но этого было недостаточно, потому что и Наркомпрос, и Госплан, и даже Совнарком РСФСР неоднократно включали Библиотеку в планы строительства, а затем исключали. Еще в 1932 году, когда Библиотека праздновала 10-летие со дня открытия, коллегия Наркомпроса (тогда мы были в его ведении) выпустила специальное постановление, в котором был пункт о строительстве нового здания. В соответствии с ним первое постановление Совнаркома РСФСР о строительстве нового здания для ГЦБИЛ было принято в 1932 году. В 1936 году вышло специальное постановление Совнаркома РСФСР за подписью председателя СНК Д.Е.Суммова5 о строительстве нового здания объемом в 30 тысяч кубометров в центре Москвы. Тогда же Моссоветом был выделен и участок — Настасьинский переулок, 5. Проект здания был создан в одной из мастерских Мосстроя и в 1938 году был утвержден Архитектурно-планировочным управлением (АПУ) Моссовета. Проект нам нравился, в нем было соединение классицизма и современного стиля.

Уже в 1939 году должно было начаться строительство. Но началась советско-финская война и все застопорилось. На заседании Совнаркома СССР в конце 1939 года, когда рассматривался вопрос о строительстве ГЦБИЛ, выступил А.Я.Вышинский, который в то время был заместителем председателя Совнаркома СССР. Он хорошо знал нашу Библиотеку еще по Главнауке и Главпрофобру начала 30-х годов, когда он был членом коллегии Наркомпроса РСФСР. Он выступил с большой речью и сказал, что новое здание Библиотеки должно стать гордостью Москвы и строить его кое-как нельзя. Но из-за военных действий в Финляндии, даже гранита на облицовку здания нет. Он предложил из-за военного времени отложить строительство нового здания для Библиотеки. И строительство было отложено. А затем началась Отечественная война. Только в 1948 году, когда мы перешли в ведение Издательства иностранной литературы, встал опять вопрос о строительстве нового здания. Вновь начался стремительный бег за той же «строчкой в титульном списке» — письма известных ученых и писателей в Моссовет, в Правительство, в ЦК КПСС. В 1949 году нам был предоставлен участок на Ульяновской улице, рядом с Астаховым мостом, тот участок, на котором в конце концов было построено новое здание Библиотеки. Но уже через год или два наше строительство было снято из планов строительства в Москве. Началась невероятная борьба. Я помню был такой, покойный уже сейчас, Кравченко, начальник Бюро культуры Госплана СССР. Он очень помог. А в том же Главполиграфиздате, в ведении которого мы были и которое к нам прекрасно относилось, кто-то из работников только потому, что с ним не согласовали, взял и снял строительство Библиотеки из титульного списка. Потом нас включали, потом где-то опять исключили. Мне жаль, что я тогда не вела дневника. Буквально дня не проходило без каких-либо звонков, каких-либо приемов у начальства по поводу строительства нового здания Библиотеки. Некоторые помогали, некоторые мешали. Так, например, в одном и том же отделе кто-то помог, а дальше, когда это уже пошло на утверждение, кто-то снял. И опять кто-то помог, а затем кто-то снял…
В 1953 году вышло распоряжение Совета министров СССР о строительстве нового здания для ВГБИЛ по типовому проекту пятиэтажной школы с приспособлением ее для размещения Библиотеки. Срок окончания строительства — через год. А случилось это в связи с тем, что наше прекрасное, но такое малое для нас здание на улице Разина должно было идти на слом в связи со строительством гостиницы «Россия». А так как Библиотеку, которая имела достаточный вес в Москве, нельзя было закрыть или куда-то такое просто выбросить, стал вопрос о строительстве школьного здания под нее. Мы на это пошли, даже были рады, потому что уже понимали, что с включением в титульный список ничего не получается. Но в 1954 году на заседании Президиума Моссовета, на котором я присутствовала, нам предложили участок за Соколом, в районе Балтийской улицы. Там были пустыри, и вот там должна была строиться Библиотека. И я поняла тут же, что если я сейчас дам свое согласие, если я пойду с кем-то советоваться, а решение Президиум Моссовета вынесет сейчас, то будет все кончено. Это означало бы закрытие Библиотеки. Может быть, у меня тогда не хватило фантазии представить себе, что новые микрорайоны могут быстро вырасти, как это действительно и случилось. Но даже на сегодняшний день, а уже прошло 25 лет, я должна сказать, что, конечно, центральная научная библиотека должна располагаться в центре города, чтобы читателю можно было бы легко в нее попасть. Центр — есть центр. Наше сегодняшнее месторасположение — прекрасное. И я категорически не дала своего согласия. Я понимала, что иду на большой риск и что мой отказ повлечет за собой неприятности для меня. Но Главполиграфиздат меня поддержал. Думаю, что если бы это было позже, когда мы были в ведении Министерства культуры, то, во всяком случае, выговор я получила бы, безусловно, за то, что решение взяла на себя, и сама, ни с кем не согласовав, сказала «нет». Но я думаю, что члены Президиума Моссовета поняли, что я взяла слишком много на себя, и с формулировкой «вопрос недостаточно проработан» сняли его. Но через четыре года, в ноябре 1957 года, после того как Библиотека так и не попала в титульный список, группа известных ученых и писателей обратилась в ЦК КПСС с просьбой помочь Библиотеке. И уже в декабре 1957 года было поручение в ЦК КПСС Мосгорисполкому ускорить строительство нового здания Библиотеки. И здесь сразу же было решение Мосгорисполкома о строительстве нового здания по Ульяновской улице, где выделенный нам еще в 1948 году участок сохранился, так как был труден для выселения. Началось судорожное и очень трудное выселение. В течение полутора лет мы все-таки справились с этим. В этом большая заслуга моего заместителя Исаака Владимировича Гофлина. Учреждения были довольно быстро переселены, а с 250-ю жильцами пришлось долго повозиться. Кто хотел переехать, кто не хотел. Грозили чуть ли не убийством И.В.Гофлину. В конце концов почти все выиграли на этом переселении, площадка под строительство была освобождена и в ноябре 1961 года были вбиты первые сваи под новое здание Библиотеки. Сваи пришлось вбивать в два ряда, так как грунт был водянистый. Площадка была достаточно хорошо забита мусором и песком, так что грунтовые воды нас не тревожат. Проект был сделан в архитектурной мастерской Д.Н.Чечулина6 — Д.Н.Чечулиным, Н.М.Молоковым и молодым архитектором В.А.Ситновым. Наблюдал за строительством и вносил поправки в проект В.А.Ситнов. Его жена Юлия была главным дизайнером внутренних помещений Библиотеки. Я как раз в это время бывала в Дании и видела современные здания библиотек — большие светлые залы, никаких коридоров, много воздуха. Наш первоначальный проект отдавал старым душком. Поэтому я была довольна, когда В.А.Ситнов многое в проекте осовременил. Это была довольно длительная работа, которая отняла чуть ли не целый год. Но в конце концов Москва получала прекрасно оборудованное по последнему слову техники того времени библиотечное здание размером в 24 тысячи квадратных метров с восьмиэтажным книгохранилищем (16 ярусов), 14-ю читальными залами и конференц-залом на 400 человек. Но не тут-то было. В разгар отделочных работ новое здание собрался захватить Государственный комитет по науке Совета министров СССР для Всесоюзного института научной и технической информации (ВИНИТИ). Было письмо председателя Государственного комитета по науке Председателю Совета министров с подтверждающей визой его заместителя К.Н.Руднева7 с требованием передачи этого здания Государственному комитету по науке. Когда я узнала об этом письме, я подняла всю московскую интеллигенцию, всех, кого только можно, чтобы мне помогли отстоять новое здание.

В последнюю очередь откликнулось Министерство культуры, в ведении которого была Библиотека. Надо сказать, что министр культуры Е.А.Фурцева оказалась, к моему удивлению, довольна моими действиями, несмотря на то, что я действовала через ее голову — ее заместители прекрасно знали об этом, но полностью бездействовали. Но меня она не принимала, поэтому я сама ей не смогла сказать и вынуждена была написать докладную записку в ЦК КПСС. И уже ЦК партии вмешался в это дело. В этот момент и Е.А.Фурцева стала действовать, даже не наказав меня за обращение в ЦК через ее голову. За несколько дней до рассмотрения нашего вопроса на Президиуме ЦК КПСС она говорила в моем присутствии с К.Н.Рудневым и убедила его, что нельзя забирать новое здание у ВГБИЛ, и он взял письмо обратно. Наш вопрос был снят с обсуждения на заседании Президиума ЦК. Я очень боялась, что решение Президиума (бывшее Политбюро ЦК КПСС) могло бы быть не в нашу пользу. Трудно было предугадать, кто кого переборет. Ведь проталкивал это решение заместитель председателя Государственного комитета по науке Д.М.Гвишиани8 — зять А.Н.Косыгина9. Но все кончилось хорошо. После этого Е.А.Фурцева несколько раз приезжала на стройку. В обращении со мною, она, как всегда, показывала свое недовольство.
Весною 1965 года начался переезд Библиотеки в новое здание.
Боюсь показаться сентиментальной, но признаюсь: увидев на новых полках многострадальные книги, столько кочевавшие, испытавшие и подвальную сырость, и холод, и переезды в разные концы города, и наконец поставленные на постоянное место в этом удобном хранилище, я не удержалась и поцеловала их. В переезде и перевозке книг участвовали все сотрудники, хотя практически мы не закрывали Библиотеку для читателей ни на один день. Буквально на руках, по цепочке четырехмиллионный фонд был перенесен с грузовиков на ярусы хранилища. Праздник открытия нового здания состоялся 31 мая 1967 года. Это было незабываемое событие в моей жизни и в жизни коллектива Библиотеки, который насчитывал тогда уже около 700 человек. Все здание запонилось гостями. Все были в восторге от здания, от оборудования, от мебели, от общего дизайна. Все было ново для читателей и друзей Библиотеки. Я видела радостные лица. Меня все поздравляли. Я была счастлива!
К открытию нового здания Библиотеки я получила много приятных писем. Вот письмо от 26 декабря 1966 года одного из старейших наших читателей академика Михаила Павловича Алексеева10.

«Глубокоуважаемая Маргарита Ивановна,

До Ленинграда дошло известие, что Ваша Библиотека заканчивает, наконец, переезд в новое прекрасное здание и что открытие всех ее помещений и просторных читальных залов совпадает с сорокапятилетием ее существования. Крайне сожалею, что не имею возможности приехать в Москву, чтобы выразить радость по этому поводу и лично поздравить Вас, — организатора и бессменного директора Библиотеки, — а также весь коллектив Ваших сотрудников, со знаменательным событием в жизни Вашей библиотеки, с которого несомненно начнется новый и еще более блистательный период в ее истории.
Я — очень старый читатель Вашей библиотеки, на глазах которого происходит ее рост и постепенное превращение в крупнейшее книгохранилище не только всесоюзного, но и мирового значения. Десятки, если не сотни раз, я получал возможность именно в Вашей библиотеке найти то, что мне было крайне необходимо для моих работ и без чего они не могли быть опубликованы. Вероятно, ни одна из наших крупных библиотек не имеет ни таких специально подобранных книжных собраний, ни таких удивительных справочных карточек и пособий, изобильных и рационально расположенных. Благодаря этим, годами собиравшимся и улучшавшимся, изданным и еще неизданным пособиям, в Вашей библиотеке можно быстро и с максимальными результатами почерпнуть то, на разыскание чего в других библиотеках ушли бы целые месяцы. Для меня всегда было очевидно также, что именно в Вашей библиотеке работают сотрудники, не только искренно преданные своему делу, но и удивительно благожелательные ко всем, кто нуждается в их помощи: и справки всякого рода, да и самые книги предоставлялись в Вашей библиотеке легко и быстро, хотя далеко не все Ваши читатели догадывались, что в прежние годы, чтобы достать нужную для них книгу, ее следовало возить чуть ли не через всю Москву, с одной улицы, где находилось книгохранилище, на другую, где расположены были читальные залы. Обо всем этом теперь можно вспоминать, как о прошлом, испытывая вместе с тем чувство искренней благодарности к советскому правительству и в особенности к Министерству культуры СССР, уделившему средства для постройки Библиотеке нового превосходного здания.

Есть еще одна сфера деятельности Вашей библиотеки, о которой я хотел бы вспомнить с чувством особой признательности. Это — научно-библиографическая и издательская деятельность ВГБИЛ, хорошо известная во всем мире. Ни одна из наших крупных государственных библиотек не ведет работ этого рода в таком масштабе и с такой действительной удачей, как Ваша библиотека: об этом мне приходилось читать неоднократно и в наших, и в зарубежных изданиях. Благодаря этой работе, ВГБИЛ приближает свои бесценные книжные фонды к десяткам тысяч заинтересованных читателей, а научным работникам во много раз облегчает их собственные усилия.
Позвольте мне, старому благодарному читателю ВГБИЛ, высказать искреннее пожелание, чтобы фонды Вашей библиотеки еще шире пополнялись бы иностранными книгами, чтобы особый профиль Ваших книжных собраний, не повторенный ни в одном другом государственном книгохранилище СССР, сохранялся и впредь и вырисовывался бы все отчетливее и яснее, чтобы свободные полки Вашего нового книгохранилища быстрее заполнялись бы новыми книгами, а чтобы мы все, читатели, благодаря этому, имели бы возможность приобщаться к мировой культуре и приобщать к ней наших читателей и учеников. С искренним уважением и благодарностью академик М.П.Алексеев.  Ленинград. 26.XII-1966».

---

В связи с переездом Библиотеки в новое здание К.И.Чуковский прислал мне письмо, в котором говорилось о его желании передать ВГБИЛ его коллекцию англо-американских книг:

«Дорогая Маргарита Ивановна!

Поздравляю Вас с великим новосельем! И как я жалею, что болезнь мешает мне стать постоянным читателем Вашей дивной Библиотеки. Наконец-то осуществилась Ваша многолетняя мечта, и теперь Вы уже не будете краснеть, когда какой-нибудь гордый сын Альбиона или Манхеттена посетит Ваше гордое книгохранилище. Воображаю, сколько работы пришлось проделать Вам и Вашим милым сотрудницам.
Кстати, небольшое дело. Очень возможно, что я не бессмертен. Не возражаете ли Вы против того, чтобы я завещал Вашей Библиотеке имеющиеся у меня англо-американские книги? В завещании я поручу дело передачи своей внучке Елене Чуковской. Еще раз приношу Вам свои поздравления.
Я болен. Завтра меня увозят в больницу. Ваш Чуковский. 21.V.67».

---

Наша дружба с Корнеем Ивановичем началась в самом начале рождения Библиотеки иностранной литературы. Потом он напишет: «Была каморка, холодная, промозглая, темная, вся заваленная книжной рухлядью. Книги промерзли насквозь. Стерегла это добро исхудалая, иззябшая девочка с распухшими от холода пальцами. И как же мне не радоваться, что у меня на глазах жалкая эта каморка превратилась в сказочный многоэтажный дворец, а тоненькая бледнолицая девочка в величавую владычицу этих дворцовых чертогов — в нашу милую Маргариту Ивановну, повелевающую семью миллионами книг на ста двадцати языках! Предвидела ли она тогда, коченея от холода, что в конце концов произойдет это чудо, — не думаю, но, где бы мы с нею ни встречались, я наверное знал, что она неминуемо заговорит о своей обожаемой ВГБИЛ, т.к. здесь сосредоточились все ее заботы и помыслы. Не было такого дня, когда бы она не стремилась к тому, чтобы эта самая ВГБИЛ возможно успешнее могла послужить просвещению советских людей, их культурным запросам и требованиям. Эта преданность одной единственной мысли сочетается в Маргарите Ивановне с великолепным организаторским даром. Иначе ей никогда не удалось бы собрать вокруг себя такой большой коллектив изумительно преданных делу работников. Я не раз убеждался на собственном опыте — сколько души отдают эти люди интересам каждого рядового читателя. Всякий раз, когда мне случалось задумать какую-нибудь статью или книгу, я шел в ВГБИЛ — и всегда получал от сотрудников Маргариты Ивановны и нужные мне материалы, и советы, и самую сердечную помощь. Поэтому я с благодарностью шлю задушевный привет и многопочтенной Маргарите Ивановне, и всем ее чудесным сотрудникам.
И… Да здравствует ВГБИЛ! Корней Чуковский. 31 октября 1967 г.».

---

В 1920-х годах мы часто встречались в санатории научных работников «Узкое» под Москвой. Я была еще совсем юной. У нас были бесконечные разговоры. Он любил разные игры. Особенно любили разыгрывать шарады. Он иногда в игре срывал с окон большие портьеры, завертывался в них, как в тогу, и представлял кого-нибудь из окружающих в живых сценах. В отношении меня придумал такую шараду: первая часть слова — французский биолог, открывший антидифтерийную сыворотку, — Эмиль Ру (1853—1933), второй и третий слоги — музыкальные звуки — «до» и «ми», а в конце слова — союз, показывающий отрицание. С этой загадкой Корней Иванович выступал, как на уроке русского языка в школе. В конце он торжественно становился на пьедестал, завертывался в занавес и представлял меня — РУДОМИНО. И представлял меня, как статую. Он тогда в 20-х годах предрекал мне большое будущее. Мне это, конечно, очень нравилось. Я много смеялась, была очень горда. Это было очень интересное время. Тогда же в Узком бывали А.А.Фадеев, Бела Иллеш11, Динамов12, О.Ю.Шмидт. Хорошо помню Динамова. Очень сухой человек. Высокого роста. Он дружил с А.Фадеевым, хотя они были совершенно разными людьми. Они всегда вместе ходили. Во время прогулок у них бывали всегда очень серьезные разговоры. Динамов не был активен в различных шутках, но вместе с тем участие в них принимал: переодевался, повязывал на голову мои платки. У нас в альбоме даже есть фотографии того времени. С Фадеевым я часто встречалась уже в послевоенное время у нас в Библиотеке на встречах с зарубежными писателями. Особой дружбы у меня с Фадеевым никогда не было.

Корней Иванович свой пыл перенес и на Библиотеку. Я помню, как где-то в 1930-х годах в Библиотеке в Столешниковом переулке была дискуссия по проблемам перевода. В этой дискуссии Чуковский и переводчики вошли в спорах в такой азарт, что я боялась, что они буквально разнесут Библиотеку. И я где-то даже сказала: «Знаете Корней Иванович, я вас очень люблю и уважаю, но больше я не хочу, чтобы вы у нас…» После этого от стал тише и перешел на чтение своих стихов вместе с С.Маршаком. Они очень дружили, хотя были соперниками в переводах. Но, вместе с тем, они были два таких больших человека, что вряд ли у них могло быть такое уж внутреннее соперничество. Я всегда их вспоминаю как очень внутренне дружных людей. Я, конечно, могла много чего и не знать.
В начале войны, в октябре 1941 года К.Чуковский в газете «Вечерняя Москва» от 9 октября опубликовал статью «Книги и бомбы», в которой писал: «В первую минуту вам кажется, что вы за границей. Всюду звучит французская, английская речь. Кругом тысячи книг на любом языке. Посреди комнаты — невысокая стойка. Люди подходят и просят: “Пожалуйста, ‘Историю Сирии’. — Нельзя ли ‘Записки Ллойд-Джорджа’ ”?
И на стойке вырастают холмы французских, английских, норвежских, чешских журналов, брошюр и книг. Вы идете в соседний зал. По стенам — словари, энциклопедии, справочники на всех языках — всевозможные Ляруссы и Брокгаузы. Сверху, словно с неба, благосклонно взирают на вас Сервантес, Шекспир и Гете. За длинными столами какие-то прилежные люди склоняются над страницами книг, изданных в Лиссабоне, в Нью-Йорке, в Амстердаме, в Мадриде, в Торонто.
Это — Московская центральная библиотека иностранной литературы. И те «иностранцы», которые так бойко говорят между собой на языках Европы и обеих Америк, — русские студентки, красноармейцы, педагоги, актеры…
Когда лет десять назад раздался по всей стране громкий клич: «Иностранные языки — в массы!», — эта скромная библиотека сама собою в течение нескольких месяцев превратилась в школу языков. Бывало, какую дверь ни откроешь в старинном, приземистом здании, в каждой комнате видишь учителя, окруженного толпой учеников. В одной комнате изучали основы французской грамматики, в другой толковали о произношении английских дифтонгов, в третьей на чистейшем кастильском наречии декламировали Лопе де Вега.
Так готовила библиотека для себя новые кадры читателей.
Иные библиотеки бывают похожи на чинные кладбища книг. Эта московская библиотека больше всего напоминала мне бурно работающую, кипучую фабрику. На основе прекрасного наследия прошлых веков здесь творилась новая культура. Каждый цех этой фабрики работал упорно и страстно. И если, например, на стене вестибюля появлялась бумажка с извещением о том, что “завтра профессор М.М.Морозов прочтет на английском языке лекцию о трагедиях Шекспира”, у лекционного зала заранее выстраивалась длинная очередь, словно у кассы театра во время премьеры. И тогда прохожие спрашивали: “Что здесь такое? Театр?”
И случалось, их догадка была верна, потому что читатели библиотеки для лучшего усвоения чужой им речи разыгрывали здесь отрывки из иностранных комедий и драм на французском, испанском и других языках.

Немудрено, что из этой библиотеки в конце концов вырос 1-й Московский институт иностранных языков. Институт перекочевал в другое здание, а библиотека с той же вдохновенной энергией продолжала работу по пропаганде всемирной словесности. Ее неутомимая основательница М.И.Рудомино, создавшая ее буквально своими руками, открыла филиалы библиотеки на многих заводах и фабриках…
Сейчас я пришел сюда посмотреть новую библиотечную выставку. Выставка посвящена семидесятипятилетию со дня рождения Герберта Уэллса. Здесь на особом стенде демонстрируются первые издания “Машины времени”, “Чудесного визита”, “Пищи богов” и т.д. И тут же в виде виньетки на той же стене — великолепные щипцы для тушения зажигательных бомб. Под портретом Уэллса — не пальмовые гирлянды, не букеты цветов, а вместительный ящик с песком для тех же пожарных надобностей.
Библиотека работает прежними темпами. Вот юноша зарылся в толщу книг и делает какие-то выписки. Это — пылкий литературовед Балашов. Он работает над диссертацией. Рядом пышноволосая Ирина Бухтеева. Музыковед. Пишет многолетнее исследование “Песни Шумана на тексты Гейне”. Но теперь перед ней не стихи и не ноты, а какая-то картонная модель. “Что это? — Сухой огнетушитель ‘Тайфун’. Изучаю конструкцию. Сегодня я дежурю в пожарной бригаде”.
Вот бывший рабочий Гилевич. Научился читать по-английски в библиотечном филиале своего завода, потом окончил Институт иностранных языков. Он в военной форме лейтенанта. Забежал сюда на полчаса почитать английские газеты.
Я шагнул к стенду, где выставлены английские и американские новинки, но споткнулся и чуть не упал: пожарный резиновый шланг незаметно растянулся у порога, как бы желая напомнить, что всем этим Гейне и Байронам, всей мировой культуре гуманизма ежеминутно угрожают фашистские бомбы.
Не удивляйтесь, если по вторникам, четвергам и субботам вы увидите у книжных шкафов каких-то незнакомок со слоновыми хоботами: в эти дни все библиотекарши работают в противогазовых масках, облаченные в комбинезоны пожарников.
В вестибюле две новые выставки: “Антифашистская литература всех народов” и “Высказывания писателей мира о Великой Отечественной войне”.
Здесь и Эрскин Колдуэлл, и Катарина-Сусанна Причард, и Жан-Ришар Блок, и Эптон Синклер, и Клиффорд Одетс. Рядом — широкий пожарный бочонок, налитый доверху водой, ведра, лопаты, разноцветные мешочки с песком и опять-таки резиновый шланг.
Под этой крышей собраны чудесные книги — первые издания Руссо, Дидро, Вольтера, Свифта, Стерна, Вордсворта, Гардера, Шиллера, Тика. Здесь — стотомное собрание сочинений Гете, здесь — “Кастильские классики” в ста четырнадцати томах и т.д. Все эти книги каждой своей строкой, каждой буквой отвергают, разоблачают, клеймят ту философию насилия и расовой ненависти, по внушению которой одичалые наци сейчас заливают Европу океанами человеческой крови. И хотя любой солдафон, прорвавшись сюда на каком-нибудь “Юнкерсе”, может двумя-тремя бомбами уничтожить это благородное хранилище книг, — дух, который дышит в этих книгах, победоносен, несокрушим и бессмертен, ибо это дух свободы и правды».
В конце 1960-х годов снимался документальный фильм о ВГБИЛ. Режиссер очень хотел заснять К.Чуковского и меня в Переделкине на его даче. Но он уже был болен, и заснять нас не удалось. Это было буквально за несколько месяцев до его смерти. Потом он уехал в санаторий «Барвиха». Мы даже договорились туда поехать, но так и не поехали.
Совсем недавно, я со своим внуком Васей была у него на даче на ежегодном детском «костре» его памяти. Горел огромный костер в дремучем лесу, и я вспомнила свое раннее детство, страшные сказки про бабу Ягу… Вспомнили с благодарностью Корнея Ивановича. Он во многом помог Библиотеке: помог советом, помог в выписке литературы, помогал защищать Библиотеку в кризисные для нее времена, говорил с моими начальниками о значении ВГБИЛ, о выделении средств на ее развитие, об увеличении валютных ассигнований на закупку книг за границей и т.д. С огромным уважением относился ко всему коллективу и, действительно, любил его. И я лишний раз хочу сказать: у нас был замечательный коллектив. Это были энтузиасты своего дела, отдававшие ему себя полностью. Поэтому так много и было сделано нужного для читателей. В ответ на мое поздравление по случаю семидесятилетия, Корней Иванович прислал мне письмо:

«7 апреля 1952 г.
Дорогая Маргарита Ивановна,

Мне нужно будет прожить еще семьдесят лет (до 2022 года!), чтобы хоть отчасти заслужить ту оценку, которую Вы с такою великодушной щедростью дали моим скромным трудам. Но я уже давно заметил, что подлинно творческие люди вообще судят о других по своим широчайшим масштабам. Это относится к Вам и ко всему коллективу Всесоюзной Гос.Библиотеки Иностранной Литературы, дружной и многообразной работой которой я издавна привык восхищаться как одним из самых ярких проявлений подлинно советской культуры.
Крепко жму руку товарищам, приславшим мне свой задушевный привет. Желаю им долго и плодотворно трудиться на благо нашего общего дела — Советского Читателя.
Ваш К.Чуковский. “Узкое”, санаторий АН СССР. 7 апреля 1952 г.»

*****

В 1973 году мне исполнилось 73 года. Но я была здорова, энергична, работоспособна, и, как говорили, у меня хватило бы сил на создание еще одной библиотеки. Библиотека крепко стояла на ногах. На 1 января 1970 года книжный фонд Библиотеки составлял около 4 млн единиц хранения на 128 языках. В новом здании, отвечающем современным требованиям библиотечного дела, имеется 14 специализированных читальных залов, в том числе учебно-консультационный зал, оборудованный новейшими аудиовизуальными средствами; большой конференц-зал с киноустановкой насчитывает 350 мест, малый зал — 70 мест. Ежегодно Библиотека обслуживает более 50 тысяч читателей. По межбиблиотечному абонементу высылает книги в 2.500 библиотек страны; ведет книгообмен с 75 странами. ВГБИЛ — центр научно-библиографической работы с иностранной книгой и периодикой. Создает монографии, бюллетени, справочники, сводные каталоги, реферативные журналы, аннотированные карточки на книги и статьи в зарубежной периодической печати и т.д.; оказывает методическую помощь библиотекам, располагающим фондами иностранной литературы; участвует в работе международных библиотечных организаций. Я являюсь первым вице-президентом ИФЛА. В связи с семидесятилетием была награждена орденом Трудового Красного Знамени. Казалось, что в Библиотеке все хорошо. Я, конечно, понимала, что пора уходить на пенсию, и активно искала себе замену. Но, к сожалению, в то время я не смогла предложить достойного кандидата на пост директора Библиотеки. Мой молодой заместитель Галина Ивановна Лукасевич была тяжело и неизлечимо больна, а того, кто мог бы меня заменить, не устраивала низкая зарплата.

В конце 1972 года я почувствовала, что Министерством культуры СССР начинает нагнетаться обстановка вокруг меня и вокруг Библиотеки: все, что делается в Библиотеке, — плохо, развивается она не в том направлении, кадры «засорены» и т.п. Начались провокации. Так 7 ноября 1972 года, в день годовщины Октябрьской революции, меня ночью вызвали в Библиотеку. Что случилось? А случилось очень серьезное по тем временам ЧП. По краю крыши Библиотеки, в сторону высотного дома, был расположен светящийся лозунг «Да здравствует марксизм-ленинизм — вечно живое интернациональное учение!». Той ночью была вывернута часть электролампочек в слове «интернациональное», и лозунг получил уже «вредительскую» направленность: «Да здравствует марксизм-ленинизм — вечно живое национальное учение!». Об этом тут же сообщили в МК партии, а в первый послепраздничный день об этом уже знали в ЦК партии. Все понимали, что это явная провокация. После праздников я спросила библиотечного офицера безопасности (работника КГБ): «Что произошло?». Он отвечает: «Маргарита Ивановна, я даю вам честное слово, что мы к этому непричастны. Это что-то местное. Буду выяснять». Через некоторое время выяснилось, что лампочки выкрутил библиотечный плотник за две бутылки водки от начальника отдела кадров Библиотеки — ставленника Министерства культуры. Было ясно, что нагнетается атмосфера тревоги и страха. Дело с лампочками замяли, никто не захотел заниматься расследованием, да и некому было — все кадровые нити в Библиотеке были в руках Министерства. Я чувствовала, как вокруг меня нагнетается тяжелая атмосфера. Например, как-то вызывают меня в Министерство культуры и тут же задают вопрос: «Что это у вас в кабинете антифашистской литературы завелась антисоветская литературы? Что это там за материалы какого-то Романа?» А в кабинете была представлена уникальная коллекция книг, брошюр, газет, журналов, листовок, писем и др. материалов французского движения Сопротивления, подаренная Библиотеке известным его участником Жоржем Романом. Быть может, единственная в мире. Среди книг были и книги русских эмигрантов — участников движения Сопротивления. На это и делался намек. Осадок остался нехороший — вспомнила 1937 год.
Окончательно я поняла, что уже кто-то есть, желающий занять мое место, когда неожиданно в апреле 1973 года Библиотеке был дан официальный статус научного учреждения. А было это так. Многие годы, особенно последние, я решительно добивалась для ВГБИЛ статуса научного учреждения, что было справедливо и позволило бы, подняв зарплату, привлечь в Библиотеку видных ученых. Это зависело от Государственного комитета по науке и технике (ГКНТ), где заместителем председателя был Д.М.Гвишиани, муж дочери председателя СМ СССР А.Н.Косыгина. ГКНТ неизменно отказывал в этом. Однако в апреле 1973 года ГКНТ неожиданно дал ВГБИЛ статус научного учреждения, а значит, и повышение ставок зарплаты. Я, конечно, поняла, что это сделано под кого-то, кто собирается на мое место. Так оно и оказалось — тогдашнему министру культуры Е.А.Фурцевой понадобилось место для дочери А.Н.Косыгина — Л.А.Гвишиани-Косыгиной. Стало ясно, что обстановка нагнеталась, чтобы я поняла, что мне не место в Библиотеке. В мае 1973 года Гвишиани-Косыгина была назначена директором ВГБИЛ. Меня, несмотря на мое 52-летнее руководство, в непозволительно грубой форме выгнали на пенсию, позолотив пилюлю обещанием оставить в штате для работы над историей ВГБИЛ, но и это не было выполнено. Новый директор не включила в план мою работу по истории Библиотеки и не оставила меня в штате.
Создавшуюся тогда обстановку я описала в письме к подруге своей юности Мусе Минкевич:

«Москва, 30 апреля 1973 г.

Мусенька милая! Я давно тебе не писала — уж очень тяжелое для меня время пережила. С 4-го мая сдаю Библиотеку новому директору и перехожу на пенсию. Остаюсь в Библиотеке для сбора документации и фактических материалов для написания истории ее развития за 52 года. Это то, что надо было сделать еще 3 года назад. Форма моего ухода была ужаснейшей. В письме трудно описать. 9 марта меня пригласил заместитель министра культуры. У него уже были мои недруги — министерские кадровики. Вначале, волнуясь, зам. министра предложил мне уйти на пенсию и с честью меня проводить. Я отказалась самой подать заявление, так как считаю, что нет оснований, даже возрастных, уходить в полной форме работоспособности на пенсию. Тогда начальница управления кадров Министерства (подруга Е.А.Фурцевой) стала мне угрожать: “Снимем за ошибки!” Я ответила, что если бы они были, то вряд ли год назад Библиотеке дали бы орден. Получилась перепалка. Зам. министра, чтобы разрядить атмосферу, предложил перейти мне в библиотеке же на другую работу. Я, конечно, согласилась. Тем более что это соответствовало моим планам (подготовить историю Библиотеки за 52 года). Но совершенно неожиданно начальница управления кадров заявила: “… работа в ВГБИЛ для Вас исключена, а если надо трудоустроиться, то я это могу сделать в других библиотеках». Я до того была сражена, что не могла ничего сказать. Окончился разговор тем, что я должна в 2-недельный срок сдать дела своей заместительнице. «»‘’ “Преемника на должность директора пока нет”, — заявила начальник Библиотечного управления Министерства культуры, хотя я прекрасно понимала, что уже есть, но не знала кто. Как я дошла домой — не знаю. По дороге встретила знакомого и, рассказав ему, разревелась. Это первая часть.

Затем, взяв себя в руки, я многим звонила, ездила, говорила. Все были на моей стороне, возмущались формой, но… помочь никто не помог. И через неделю у меня был сильный сердечный приступ. Врач мне сказал, что если я хочу остаться в живых, то чтобы бросила немедленно бороться и перешла бы на пенсию. Я внутренне согласилась. Но заявления все же не подала. Это вторая часть.
Выйдя после бюллетеня на работу, увидела, что отношение этих самых же людей сильно изменилось. То ли испугались моей болезни, то ли сказал кто-то “сверху”… Но в результате передали мне, что работать в Библиотеке могу, как и хотела, союзную персональную пенсию будут просить и передавать дела буду непосредственно новому директору, а не через моего заместителя. Как видишь, все хорошо, но осадок остался горький. Конечно, результатов еще нет, и рано радоваться. А уходить после 52-х лет не по своей воле — тяжело. А форму хулиганскую мне не забыть никогда. Уж очень несправедливо. Вот и третья часть.

5 мая 1973 г.

Вчера начала сдавать дела новой директрисе. Легче стало на душе. Думаю, что передаю Библиотеку в хорошие руки. Она произвела чарующее впечатление. Вчера провела одна с ней целый день — рассказывала о Библиотеке и показывала Библиотеку. О людях ничего не говорили. Мнение ее о дальнейшем развитии Библиотеки совпадает с моим. Только бы не разочароваться и не ошибиться. Как-то сразу успокоилась. Ты первая, которой я пишу подробно и откровенно. Очень хотелось бы поговорить и посоветоваться о дальнейшем. Как будто перспективы развития Библиотеки хорошие. Нам повезло. Она — культурный, образованный человек, кандидат исторических наук.
Крепко тебя целую. Рита».

---

Но, к сожалению, я ошиблась, увидев в первую нашу встречу только одну сторону Л.А.Гвишиани-Косыгиной. А другая сторона для меня оказалась страшной. Я ужаснулась, когда на второй день нашего общения, в момент, когда я вынула ключи и хотела открыть свой сейф в кабинете, Гвишиани-Косыгина попросила дать ей ключи. Я дала их ей, еще не понимая, что за этим последует. А последовало моментальное изменение выражения лица — из довольно приятного в высокомерное и жестокое. Последовали слова: «Я забираю ключи от сейфа. Сейф и его содержимое не ваша собственность, а государственное имущество и вам там делать нечего». Я так была потрясена случившимся, что вышла из кабинета, не попрощавшись. Я была раздавлена. Больше я в бывшем моем кабинете не была, ни при ней, ни после нее. Как верна пословица о волке в овечьей шкуре. В сейфе были и некоторые мои личные вещи. Это событие вывело меня надолго из равновесия. Но я все же надеялась и даже была уверена, что смогу и на пенсии быть полезна своему детищу. А вышло все не так. С первых дней, как я сдала дела, я оказалась как бы «в изгнании», в атмосфере недоверия и подозрительности. Страх сдерживал многих сотрудников от общения со мной, вскоре я перестала существовать и для внешнего мира: меня не приглашали ни на Библиотечный совет Министерства культуры СССР, ни на заседания других советов, членом которых я состояла, не говоря уже о ВГБИЛ. Куда я ни обращалась, поддержки мне никто не оказывал. Затем и общественные организации, в которых я принимала активное участие, отодвинули меня в сторону: Союз советских обществ дружбы, Общество «СССР-Дания», редколлегия журнала «Иностранная литература», Национальная комиссия по делам ЮНЕСКО в СССР и другие. В это тяжелое для меня время лишь ИФЛА не отвернулась от меня и на 39-м конгрессе в Гренобле присвоила мне звание «Почетного вице-президента ИФЛА».

За время пребывания моего на пенсии я лишь несколько раз была в ВГБИЛ для работы в архиве. Обещания об оставлении меня на работе в Библиотеке для написания истории ВГБИЛ были не выполнены, хотя я вначале им поверила. Но от старых сотрудников с горечью узнавала о происходящих переменах, с моей точки зрения недопустимых. В первую очередь — распад слаженного квалифицированного коллектива: многие уходили в другие библиотеки и учреждения сами, других просто «ушли». Из Библиотеки убирались все «люди Рудомино». Непрофессионально изменили годами отработанную и оправдавшую себя функциональную структуру Библиотеки. Только ради того, чтобы избавиться от «людей Рудомино», закрывали, делили и переименовывали отделы. Из шестнадцати заведующих отделами сразу же «ушли» четырнадцать. Всего за год с мая 1973 по май 1974 года Библиотека лишилась двухсот ведущих сотрудников. Все это меняло дух Библиотеки, превращая ее в рядовое учреждение по выдаче книг.

*****

Примечания:

1 См.: Наше наследие. 1989. №12. C.1-6; Там же. 1994. № 32. C.92-96; Там же. 1999. № 49. C.77-96.
2 С.П.Королев — племянник М.И.Рудомино.
3 Мать и отчим С.П.Королева. См. публикацию Н.С.Королевой «Арестованный № 1442» (Наше наследие. №№ 53, 54.
4 Муж и дети М.И.Рудомино.
5 Д.Е.Суммов (1890—1937) — с 1931 года председатель Совнаркома РСФСР. Репрессирован, реабилитирован посмертно.
6 Д.Н. Чечулин (1901—1981) — архитектор, в 1945—1949 гг. главный архитектор Москвы.
7 К.Н.Руднев (1911) — в 1961—1965 гг. заместитель председателя Совета министров СССР.
8 Д.М.Гвишиани (1928) — философ и социолог, академик РАН.
9 А.Н.Косыгин (1904—1980) — в 1964—1980 гг. председатель Совета министров СССР.
10 М.П.Алексеев (1896—1981) — литературовед, академик, исследователь русской и западноевропейской литератур.
11 Бела Иллеш (1895—1974) — венгерский писатель, жил в эмиграции в СССР с 1919 по 1945 г.
12 С.С.Динамов (1901—1938) — писатель, литературовед, переводчик, главный редактор журнала «Иностранная литература» и «Литературной газеты». В 1938 г. репрессирован. Реабилитирован посмертно.

*****

Опубликовано: в журнале «Наше Наследие» № 54, 2000

---