Евгений Рашковский.
Новые переводы стихов Леси Украинки

Что-то странное и не предвиденное ранее происходит со мной на восьмом-девятом десятке.
Едва ли я всерьез вошел во вкус «женской поэзии». Поэзия, на мой взгляд, превыше всяких гендерных (как и всех иных) человеческих подразделений. Не то, чтобы она игнорировала их: она вбирает эти подразделения в себя. Так было у Гёте и у Пушкина, у Блока и у Пастернака. Поэзия приоткрывает и переоткрывает не только мужеские наши смыслы, не только мужескую нашу решимость, но и женственные глубины нашей души. А через них – и самой жизни…
Но – при всём при этом – поэзия на превращается в андрогина.
Вот почему, уже в нынешней глубокой моей старости, какая-то сила заставила меня переводить стихи Марселины Деборд-Вальмор, Эмили Дикинсон, сефардийских безымянных поэтесс первых десятилетий ХХ века, Сильвии Плат, Эдны Сент Винсент Миллей, а также и замечательных славянских поэтов: Юлии Хартвиг, Наталии Захакревич. Мечтаю добраться и до стихов Элисаветы Багряной: е. б. ж.

Ныне меня особо волнует поэтическое наследие Леси Украинки (1871-1913): мужеская поэтическая хватка и щемящая женственная ранимость.
И, кроме того – что вообще характерно для украинской поэзии, – мне особенно близка ее насыщенность библейскими поэтическими смыслами: та самая насыщенность, которой восхищался в поэзии Шевченко Борис Пастернак[1]…
Итак – из Леси Украинки:

 

Надежда[2]

Ни доли, ни воли… Во сне, наяву –
Одной лишь надеждой на свете живу:
Покуда навеки я мiр не покину,
Взглянуть бы разок на мою Украину,

И если придет расставанья пора,
Взглянуть бы на синие воды Днепра,
Вдохнуть бы весь край мой, загадочный, древний,
Вдохнуть его степи, курганы, деревни…

Ни доли, ни воли… Во сне, наяву –
Одной лишь надеждой на свете живу.
1880 / 04.11.2015[3] 

Разбитая чарка

 Свадьба! Шумно, весело, ярко!
Молодые, гнездышко вейте!
И звенят хрустальные чарки:
Годы и годы – в любви да совете!

Вихрем – свадебная стихия!
Только вот – чарка случайно разбита.
Вижу, сморщились молодые:
От гостей, мол, хозяйству убыток.

Бьется посуда, – но это к счастью! –
…Нет, чтобы радостью разогреться, –
Бьется-бьется печально и часто
Беззащитное чье-то сердце.

Кто-то ликует радостью жаркой,
Только тебе – ни любви, ни защиты…
Вместе с разбитой свадебной чаркой –
Вдребезги сердце твое разбито…
1891 / 27.03.2018

 Ифигения в Тавриде: драматическая сцена

Таврида, Партенит. Храм Артемиды на холме. Ступени, ведущие от храма к берегу моря.
Из храма выходит хор девушек в белых одеждах и зеленых венках.
Девушки несут цветы, венки, ковшики с ячменем и солью, амфоры с вином и оливковым маслом, чарки и фиалы. Девушки возлагают к подножью статуи богини цветы и венки.

Хор девушек

Артемида, богиня таинственная,
Слава тебе! Холодная, светлая, недоступная, –
Слава тебе!
Горе предерзкому, что осмелится
Взоры поднять на твою красоту.
Горе предерзкому, что руками нечистыми
Прикоснется к одеждам твоим, –
Тени, рожденные лунным сиянием,
Станут живее виновника:
Если он мать повстречает родимую, –
Та не признает его.
Нашей любимой Тавриды заступница,
Слава тебе!
Стрел беспощадных и светлых владычица,
Слава тебе!
Горе тому, кто владычицу грозную
Словом бесчестным спешит оскорбить,
Горе предерзкому, кто не склоняется
В гордости тщетной у царственных ног!
Ибо скорей, чем ко дну океанскому,
Лунный пробьется серебряный луч, –
Золотая стрела Артемиды
Глупое, дерзкое сердце пронзит.

Из храма выходит Ифигения. Длинная туника, серебряная диадема в волосах.

Радуйся, жрица богини любимая –
Честь и хвала! –
Тебя богиня рукою всесильною
К нам привела.
Из непонятных краев и неведомых
К нам Артемида ее привела,
Дева неведомая, таинственная, –
Кто изъяснит ее племя и род?
В роще священной, в ночь Артемиды,
В час принесения жертвы святой –
Даром богов, в серебристом сиянии
Вдруг перед нами предстала она.

Во время пения Ифигения берет у одной из девушек чару, у другой фиал, третья наполняет чару вином, четвертая наливает масло в фиал. Ифигения проливает вино и масло в огонь алтаря, потом посыпает алтарь освященными ячменем и солью, подаваемыми в ковшиках девушками.

Ифигения (принося жертву)
Услышь меня, о владычица ясная,
Ухо к молению приклони!
Прими благосклонно жертву вечернюю, –
Ты, мореходам пути освещающая,
Тем, кто во власти волн.
Наши сердца просвети!
И помоги вознести нам хваления
Сердцем, и телом, и мыслями чистыми
У твоего алтаря.
Хор
Слава тебе
На престоле серебряном,
В вечном сиянии,
В силе предивной!
Слава тебе!
Ифигения
Ты, всепобедная, стрелами светлыми
Тьму ночей отгоняешь враждебную, –
Милость свою ниспошли!
Темные чары и все наважденья Эреба –
Одолеть помоги!
Хор
Слава тебе
На престоле серебряном,
В вечном сиянии,
В силе предивной!
Слава тебе!

Ифигения возвращает девушкам чару и фиал, делает знак рукою, и они уходят в храм. Затем ворошит костер на алтаре, чтобы ярче разгорелся. Поправляет свой наряд.

Ифигения (одна)

Богиня-охотница сребролукая,
Верная дéвичьей чести защитница,
Помощь свою окажи!

Падает на колени перед алтарем и в отчаянии протягивает руки к статуе

 Прости меня, великая богиня!
Устами говорю слова молитвы,
Но в сердце – пустота…

Встает, отходит от алтаря, всматривается в морскую даль

 А в сердце только ты,
Единственный, возлюбленный мой край!
Всего, чем красен краткий век людей, –
Всего я лишена, моя Эллада.
Семья родная, юность и любовь
Остались где-то за морскою далью,
А я сама блуждаю по чужбине,
Как будто тень в печальном царстве мертвых –
Бессильная, безжизненная тень…

Подходит и приникает к колонне храма

 Холодный мрамор – вот и вся опора!
А ведь когда-то голову склоняла
На грудь любимой матери моей,
Родного сердца слушая биенье…
И как же сладко было обнимать
Твой крохотный и гибкий детский стан,
Братишка мой, Орест золотокудрый…
Великая богиня, дочь Латоны
И Аполлона светлого сестра!
Рабе твоей прости воспоминанья!..
…Быть может, ветры с моря принесут
Мне весточку от матери любимой,
От славного отца… А чтó Электра,
Моя сестра? Семьей обзавелась?
А чтó  Орест? – На играх Олимпийских,
Наверное, стяжал венок атлета?
Как подойдут оливковые листья
Серебряные к золоту кудрей…
И если не за бега быстроту
(Всегда Ахилл бывал непобедимым),
То, может быть, лишь за метанье диска…
Да жив ли мой Ахилл?..
Теперь он уж не мой:
Его ласкает эллинская дева
Иль пленница-троянка…
К тебе взываю я, о Артемида,
Спаси меня от самоё себя!..

Спускается вниз по ступеням, останавливаясь у кипариса

Тоскливо расшумелись кипарисы…
Осенний ветер… Вскорости и зимний
Над рощей диким зверем заревет,
Закрýжится над морем снегопад,
И волны с небом в хаосе сольются!
А мне, недужной телом и душой,
Сидеть, сидеть перед костром убогим.
Когда у нас, в далекой Арголиде,
Всё озарит наставшая весна
И в свежих рощах áргосские девы
Пойдут срывать фиалки, анемоны,
То, может быть, припомнят в нежных песнях
О прежней Ифигении злосчастной
И о ее безвременной кончине
За край родной… Жестокая Судьба,
Скажи: тебе ль, суровой и могучей
Глумиться над бессильными людьми?!..
…Постой же сердце бедное, смирись,
Куда тебе богам противоречить,
Что основания земли колеблют
И насылают молнии и громы?
А мы лишь комья глины… Только кто
Вдохнул в нас жизнь, вдохнул святой огонь? –
Великий Прометей
Огонь похитил у спесивых олимпийцев.
И чувствую – мне прожигает грудь
Сей прометеев пламень непокорный:
Сей жаркий пламень выжег мои слезы
В тот день, когда на жертву восходила,
Спасая честь родной своей Эллады.
Вы ж, эллины – я помню – слезы лили,
Когда обречена была я смерти.
А ныне, позабытая родными,
Бесславно и бессильно угасаю, –
Кто вспомнит, кто восплачет обо мне?

Подходит к алтарю

 Зачем же ты спасла меня, богиня,
И в дальнюю чужбину занесла?
Коль надобно пролить мне за Элладу
Мою девичью, эллинскую кровь, –
Так вóт, возьми. Она твоя, богиня!
И пусть не прожигает жил моих.

Достает из-за алтаря жертвенный нож, откидывает плащ, целясь в собственное сердце. Однако внезапно опускает нож

 Кáк я решилась? – Нет, нечисто, недостойно
Губить в себе наследье Прометея.
Безропотно принявший злую казнь –
Пусть вынесет любое испытанье!
И если ради родины моей
Потребовала жертвы Артемида, –
Пусть Ифигения скорбит в чужой земле
Без родины, без имени, без славы, –
Да будет так.

Склонив голову, спускается по ступеням, ведущим к морю, и смотрит вдаль

 Далекий Аргос мой!
Сто раз в твоих стенáх
Хотела б умереть, чем на чужбине
Жить без надежды… Воды Стикса, Леты
Не смоют памяти о родине моей!
Какою тяжестью мне нá сердце ложится
Твое наследье, отче Прометей!

Тихой и мерной походкой удаляется в храм

 /Ялта, Willa Iphigenia, 15 января 1898 /26.06.2018/

Пророк (библейские темы)

Я к Духу вознес этот сдавленный крик:
«Зачем разбудил среди ночи?
Зачем мой убогий и косный язык
Насильно заставил пророчить?
Здесь вялые люди и сонный народ,
Кого только Слово Твое позовет?»

Но Дух отвечает: «Мой странник, внемли,
Мой стражник, не спи, не упорствуй!
И мне ли не ведомо? – Люди земли [4]–
Они бессловесны и черствы.
Но славу о них я от века сберег:
Они породили тебя, Мой пророк!»
11.12.1906 / 05.11.2015

Хто вам сказав, що я слабка…
Говорят, болезнь нелегка,
И уныние – некрасиво.
Да, дрожит у меня рука…
Только разум и песня – в силе.

Мы печаль предсмертную носим,
Мы тоской осенней полны, –
Только, может быть, влажная осень –
Лишь последняя вспышка весны?

Осень вступит в свои правá:
Увяданье да ветер мокрый…
Но покроются деревá
Багряницей, золотом, охрой…

Смоет краски последний час, –
Не печалиться нам об этом,
Коль зима на могилах у нас
Порассыплет свои самоцветы.

1910 / 20.11.2019

****

Примечания:

[1] См.: Рашковская М. А. Борис Пастернак и Тарас Шевченко // Егупець. Т. 14. – Киïв: Iнст. Юдаïки, 2004. С. 348-352.
[2] Стихотворение написано в связи с обрушившимися на семью Ларисы (Леси) правительственными репрессиями. Nota bene: стихотворение написано 9-летнми ребенком.
[3] К датировке стихотворений: числитель – дата оригинала, знаменатель – дата перевода.
[4] Амей ха-арец – библейско-талмудическое обозначение косных и духовно-непросвещенных людей.

---

---

Об авторе перевода: 

Рашковский Евгений Борисович. Историк, философ, поэт. Коренной москвич. Родился в 1940 г. После окончания Московского государственного историко-архивного института работал (и поныне продолжает работать) в научных институтах Академии наук. По совместительству работал школьным учителем и научным сотрудником Российского Библейского общества. Доктор исторических наук.

---

Материалы, размещенные на сайте, публикуются в авторской редакции.

---

 Присоединиться к нам на Facebook или Instagram