Елена Карпова. Князь С. А. Ухтомский — скульптор и искусствовед

Творческая биография князя Сергея Александровича Ухтомского (1886-1921) до последнего времени была практически неизвестна. С отсутствием необходимых сведений пришлось столкнуться при подготовке каталога выставки «Неоклассицизм в России» (2008), где впервые была воспроизведена одна из его работ. Однако С. А. Ухтомский довольно часто упоминается в изданиях о Николае Гумилёве и в публикациях, касающихся «Дела Таганцева», по которому в конце августа 1921 года скульптор и поэт были осуждены и расстреляны одновременно со многими другими представителями петербургской интеллигенции, якобы причастными к деятельности «Петроградской боевой организации».

В собрании Русского музея хранятся два скульптурных произведения Ухтомского: участвовавший в вышеназванной выставке «Портрет неизвестного» (бронза), который поступил в музей в 1921 году как дар Общества поощрения художеств, и «Портрет Варвары Павловны Тарновской» (мрамор), подаренный музею в 1954 году В.Ф. Левинсоном-Лессингом. Еще один мраморный бюст — «Портрет Марии Николаевны Стоюниной», основательницы и директора известной женской частной гимназии, носившей ее имя, — поступил в коллекцию Русского музея в самом конце 1926 года, однако уже в 1930-м в числе 50 картин и 13 скульптур был передан на постоянное хранение в Новгородский музей.
В 1920-1921 годах С. А. Ухтомский являлся сотрудником Русского музея, что стало дополнительным стимулом к собиранию архивных и литературных сведений о нем. В ведомственном архиве музея имеются некоторые личные документы, и в частности, варианты его Curriculum vitae (жизнеописаний), которые в 1997 году были использованы Т. Б. Мантуровой при написании небольшой биографической справки. Какие-либо произведения скульптора в ней не упоминались, однако были приложены два отпечатка с фотографий, хранящихся в Секторе архива изображений и в Ведомственном архиве Русского музея. В первом случае это был фрагмент фотоснимка 1920 года «Проверка картин, возвращенных из Москвы», который не раз публиковался, правда, с ошибками в датировке и в чередовании изображенных лиц. В действительности, крайний слева — Сергей Александрович Ухтомский; рядом, с инструментом в руках, — скорее всего, научно-технический служащий Андрей Никитич Смирнов (хотя в изданиях обычно указывается Алексей Петрович Смирнов — научный сотрудник Художественного отдела); затем — старший вахтер Георгий Степанович Лобус; крайний справа — Пётр Иванович Нерадовский.
Второй отпечаток, приложенный к справке Т. Б. Мантуровой, воспроизводит один из рисунков «Альбома фотографий с портретов, исполненных художником П. И. Нерадовским», где интересующий нас снимок аннотирован как «Мужской портрет. 1920». Однако это, безусловно, С. А. Ухтомский, причем его внешний вид практически совпадает с тем, что мы видим на групповой фотографии. Возможно, изображения появились практически одновременно, в конце ноября 1920 года, когда из Москвы прибыли реэвакуированные картины Русского музея. Заметим при этом, что Сергей Александрович неоднократно занимался транспортировкой произведений. Если говорить о скульптуре, то именно он вывозил из Москвы статую С.Т. Конёнкова «Заря», а из Горного института — мраморный бюст Павла I работы Ф. И. Шубина.

 

При поиске по самым разным источникам материалов о жизни и творчестве С. А. Ухтомского возник целый ряд проблем. Первая из них связана с тем, что древний род князей Ухтомских к концу XIX века являлся необычайно многочисленным и разветвленным, поэтому далеко не сразу удалось найти сведения о семье скульптора. К тому же имена Сергей и Александр можно считать родовыми, поскольку они встречаются в генеалогических росписях очень часто. В то же время в известной картотеке Б. Л. Модзалевского, хранящейся в Рукописном отделе Пушкинского Дома, внимание привлекла приписка рядом с именем Сергея Александровича Ухтомского — «усыновленный», что, в свою очередь, потребовало уточнений.
Ответы на некоторые вопросы удалось найти благодаря автобиографической книге Н.П. Берберовой «Курсив мой», где упоминаются «дядя Сережа Ухтомский» и его мать, приходившаяся сестрой деду Берберовой. «Ольга Дмитриевна, — рассказывает автор, — для меня всегда была каким-то подобием Анны Карениной. Она была замужем за князем Ухтомским, сошлась с другим, родила от этого другого сына (впоследствии — скульптор, женатый на Евг. Павл. Корсаковой, расстрелянный в 1921 году по делу Таганцева), уходила от мужа, возвращалась к нему, ездила за границу и не получила развода. Сын другого носил фамилию мужа, и этот муж, хоть и знал, что сын не его, не отдавал ей мальчика и мучил их всячески. Эта нелепая и тяжелая история кончилась тем, что в конце концов все умерли после страданий, «позора», «скандала» и потери средств к существованию. Почему дед повез меня к ней, я не знаю; я, конечно, ничего тогда обо всем этом не знала, видела перед собой уже очень пожилую, но еще красивую и ласковую женщину».
Названное Берберовой имя матери скульптора позволило найти в «Родословной книге дворян Новгородской губернии» ее мужа — князя Александра Петровича Ухтомского. В одном из собственноручных Curriculum vitae, которое датировано 8 июня 1920 года, Сергей Ухтомский сообщал:
«…родился в Устюженском Новгородской губ. уезде 22 апреля 1886 года. Среднее образование получил в С.-Петербурге в реальном училище Гуревича, по окончании которого сдал экзамен на аттестат зрелости при первой гимназии и поступил на юридический факультет Петербургского университета. Окончив университет по первому разряду, уехал в Париж для изучения скульптуры. Занимался в Париже два года в Academic Julien, под руководством скульптора Verier и живописца Jean Paul Laurens’a, после чего работал у себя в мастерской и пользовался советами скульпторов Bouchar’a и Bourdelle. Год работал в мастерской практисьена (от франц, practicien — практик, исполнитель. — Авт.) Devaux, где основательно ознакомился с техникой мрамора, причем по указаниям Devaux мною был выполнен из мрамора бюст для скульптора Greber’a. Неоднократно выставлял свои работы в Salon National и в Salon d’Automne.
В 1914 возвратился в Россию, где выставлял в Обществах Мир искусства и Союз Русских Художников. С декабря 1918 года состою сотрудником и вскоре уполномоченным Отдела охраны памятников старины и искусства. Состою действительным членом Дома Искусств. Основательно знаком с собраниями Лувра и Люксембургского музея. Неоднократно предпринимал заграничные поездки, во время которых посетил и внимательно осмотрел музеи городов Рима, Флоренции, Мюнхена, Берлина, Копенгагена, Стокгольма и Венеции. Владею французским и немецким языками».
Эти сведения можно дополнить фрагментами из других вариантов Curriculum vitae С. А. Ухтомского. В последнем, который относится уже к 1921 году, имеется, например, пояснение, что, будучи уполномоченным отдела охраны памятников, он «руководил работой по изучению и охране произведений искусства своего (Литейного) района». И далее там же читаем: «С июля месяца 1920 года избран научным сотрудником художественного отдела Русского музея, где веду работу по описанию, систематизации и изучению скульптурных собраний музея. Занимаюсь в архиве Академии художеств по истории русской скульптуры и подготовляю к печати биографию Шубина. Сдал в печать монографию о Родене. Прочел в музее лекцию о Шубине. Веду в музее текущую реставрационную по скульптуре работу». К сожалению, не удалось найти ни в рукописном, ни в печатном виде упомянутую книгу о Родене; между тем она могла бы быть весьма любопытной, учитывая годы, проведенные Ухтомским в Париже, а также явное влияние на его творчество искусства французского мастера, о чем еще будет сказано. Написанная Ухтомским обширная статья «Федот Иванович Шубин», в значительной мере основанная на архивных документах, была напечатана в 1928 году в первом томе изданных Русским музеем «Материалов по русскому искусству».

Судя по адресным книгам и сведениям выставочных каталогов, Ухтомские проживали сначала по адресу Николаевская ул. (ныне ул. Марата), д. 70,  затем — Кирочная ул., д. 9 и Преображенская ул. (ныне ул. Радищева), д. 21. В документах 1920 года появились адреса «Мойка, 21», потом — «Мойка, 59». По последнему адресу находился бывший дом Елисеевых, вошедший в историю художественной жизни Петрограда как знаменитый Дом искусств, созданный в конце 1919 г. по инициативе М. Горького при поддержке Комиссариата народного просвещения. «Первоначально планировалось придать ему статус филиала Московского Дворца искусств, но практически удалось организовать самостоятельный творческий союз и литературно-художественный клуб, при котором имелось общежитие для писателей и художников». Именно в общежитии Дома искусств и жили Ухтомские, безусловно, участвуя во многих мероприятиях, собиравших талантливых литераторов, поэтов, художников. В опубликованных воспоминаниях некоторых из них мелькает фамилия Ухтомского. В дневнике К. А. Сомова имеется запись от 9 мая 1920 года, касающаяся выставки, организованной Домом искусств в помещении Общества поощрения художеств: «Выставка приличная. Очень хороши бронзовые головы Ухтомского».
Обращаясь к конкретным произведениям скульптора, нельзя не отметить, что они были сравнительно немногочисленными. В частности, в выставочных каталогах 1913-1918 годов удалось выявить только пять работ. Самой ранней был «Демагог», выставленный в 1913 году на московской выставке «Мир искусства». В опубликованной в 2014 году статье об Ухтомском высказано предположение, что названная работа и есть тот самый «Портрет неизвестного», который ныне хранится в собрании Русского музея. В пользу этой гипотезы говорила перекличка с античным бюстами и статуями ораторов, поэтов, философов, явно ощутимая в бронзовой «голове» с курчавыми волосами и бородой. Между тем старую фотографию с подписью «Кн. С. А. Ухтомский. Демагог (бронза)» неожиданно удалось обнаружить и небольшой коллекционной подборке в библиотеке Академии художеств. Публикуя здесь этот важнейший «документ», необходимо отметить бесспорную творческую удачу скульптора, сумевшего сделать произведение, характерное для новаторских исканий начала XX века, удивительно цельное в своем пластическом и образном решении.

В каталоге выставки «Мир искусства» 1915 года были указаны еще две работы: «Воспоминание. Этюд (камень)» и «М.Н. Стоюнина (мрамор, соб. семьи Лосских)». Местонахождение первой неизвестно, зато вторая, как мы знаем, сохранилась, причем история ее бытования прослеживается без каких-либо лакун. Изначальное пребывание бюста в семье Лосских вполне объяснимо. Выдающийся философ русского зарубежья Николай Онуфриевич Лосский был женат на дочери М.Н. Стоюниной — Людмиле Владимировне. После отъезда из России в ноябре 1922 года Мария Николаевна жила с семьей Лосских в Германии, затем в Праге, где умерла в 1940-м в возрасте 93 лет и была похоронена на Ольшанском кладбище. Один из ее внуков, Борис Николаевич Лосский, французский искусствовед и историк архитектуры, оставил автобиографические записки, где в главе «Четырнадцатый год» написал: «Вспоминается, как в конце зимы по воскресным утрам бабушка, сидя в кресле на круглом подиуме, поставленном в «классе языков», позировала работавшему над ее бюстом князю Сергею Александровичу Ухтомскому, талантливому скульптору, которого ждала в августе 21-го года гибель вместе с Гумилевым. Задача для него была трудной, ибо надо было запечатлеть одно из шести насчитанных им выражений, менявших бабушкино нервное лицо. Чтобы умиротворить его, нам было как бы вменено в обязанность вести перед нею наши детские игры, а Мазяся взялась читать в слух выходившего тогда том за томом, увлекавшего бабушку Жан Кристофа Ромен Роллана».
Любопытно и примечание к этому отрывку, где Б. Н. Лосский пишет, что исполненный С.А. Ухтомским «мраморный бюст бабушки стоял с 1915-го у нас в «маленькой столовой». После же нашего изгнания, году в 24-м, был взят в «Музейный фонд» и оттуда в какой-то момент поступил (единственно в качестве произведения искусства, без других оснований) в Новгородский исторический и художественный музей. Увидев его там в начале семидесятых годов, я не удержался от радостного восклицания: “бабушка!” на что сидевшая рядом сторожиха огрызнулась: “Какая это вам бабушка, это Стоюнина”. Когда же мне удалось убедить ее, что одно другому не мешает, она рассказала, что бюст уже не раз привлекал к себе внимание приезжих из других городов бывших учениц нашей гимназии, а для других посетителей сходил за изображение Екатерины II» .
История бытования бюста Стоюниной излагается автором мемуаров без упоминания о Русском музее. Однако, как уже говорилось, в этом собрании он оказался в конце 1926 года, о чем свидетельствует, в частности, рапорт основателя отдела скульптуры Г. М. Преснова.
Сам Ухтомский в одном из вариантов автобиографии писал: «В России на выставках Союза и Мира искусства были следующие мои произведения — Демагог, Поэт (бронза), Сон (пейзаж) и два мраморных женских бюста». Об одном из последних только что шла речь, вторым был портрет другой известной поборницы женского образования — Варвары Павловны Тарновской (1844-1913). Возможно, именно он фигурирует в каталоге выставки «Мир искусства» 1917 года под обозначением «Портрет (мрамор)». Оба бюста стилистически очень близки, выдавая влияние некоторых работ Родена.

Портрет В. П. Тарновской, как уже отмечалось, был принят музеем в дар от В. Ф. Левинсона-Лессинга, выдающегося знатока истории художественных коллекций Эрмитажа, который в своем заявлении, датированном 9 июля 1954 года, писал: «Прошу принять в дар мраморный бюст С. А. Ухтомского, изображающий Варвару Павловну Тарновскую, одну из основательниц Высших Женских Курсов (Бестужевских), работавшую совместно с Н.В. Стасовой в области женского образования». Даритель умолчал о происхождении скульптуры, между тем оказалось, что В. П. Тарновская приходилась ему бабушкой, ибо ее дочь Вера Ипполитовна вышла замуж за Ф. Ю. Левинсона-Лессинга, геолога и петрографа, впоследствии академика АН СССР. Интересно, что в 1919 году, когда на Ухтомского было возложено руководство работой в Спасском и Литейном районах (вошедших в состав l-гo Городского района) Петрограда, 26-летний В. Ф. Левинсон-Лессинг был в числе его подчиненных.
Упомянутая в автобиографии скульптора бронзовая голова «Поэт» экспонировалась на выставке «Мир искусства» в 1916 году. Позволю себе предположить, что это был довольно выразительный по замыслу портрет Фёдора Ивановича Тютчева (1803-1873), который ныне хранится в Литературном музее Пушкинского Дома. При попытке уточнить происхождение скульптуры выяснилось, что, согласно сведениям инвентарной книги, она была прислана в 1935 году из Вологды от Е. П. Корсаковой. Это была вдова скульптора, которую именно в том году выслали в Вологду вместе с сестрой — М. П. Корсаковой (1881-1955), впоследствии видным ученым, биохимиком и бактериологом.
В петербургском филиале архива Российской Академии наук, среди документов музея Института русской литературы удалось найти письмо, направленное 23 апреля 1935 года в Вологду: «Институт русской литературы согласен приобрести предложенный Вами бюст Ф. И. Тютчева за 300 р. Для получения денег необходимо прислать счет по адресу: Ленинград, Тучкова наб., 2. Институт русской литературы (музей)».
В Рукописном отделе Пушкинского Дома хранятся письма Е. П. Корсаковой писательнице Е.П. Летковой-Султановой. Из них, в частности, следует, что с осени 1917 года супруги Ухтомские жили в деревне, в родных местах не только для скульптора, но и для его супруги, которая родилась в Весьегонске. Из местечка Званы, где до революции находилась усадьба С. А. Ухтомского, было отправлено июньское письмо 1918 года, в котором особенно явственно чувствуется горечь душевных переживаний:
«Внутреннее содержание жизни так обеднено, что просто удивляешься, как можешь жить, когда столько отнято, что прежде и составляло суть жизни. Думаю, что в нас теплится надежда на то, что, хотя бы часть этого «самого дорогого» вернется: если не прежние верования, если не прежние идеалы, если не прежняя любовь к людям и прежнее достоинство русского человека (это все утеряно, я думаю, безвозвратно), то хотя бы возможность жить среди близких, работать осмысленно и распоряжаться своей жизнью по собственному желанию, а не в зависимости от голода, холода, расстройства транспорта, набегов красногвардейцев, гражданской войны и т.п.».
Некоторые сведения о том периоде стали известны благодаря содействию московского архивиста Н. С. Зелова, который сначала прислал в Русский музей запрос о произведениях Ухтомского, а затем свою заметку «Скульптор Ухтомский», опубликованную в 2011 году в газете «Весьегонская жизнь». В ней, ссылаясь, в свою очередь, на статью 1961 года «Первый памятник Карлу Марксу в советской провинции», написанную известным публицистом и военным деятелем советского времени А. И. Тодорским, он рассказал об утраченной работе Ухтомского. По словам автора статьи, скульптор оказался в Весьегонском крае, «гонимый <…> революцией и нуждой. Как и следовало ожидать, новоявленный князь вскоре же очутился в весьегонской тюрьме за скрытие продовольственных запасов. Потом стало известно, что сиятельный узник является видным скульптором. Принимая во внимание незлостный характер его поведения в деревне, руководители местной Советской власти предложили в порядке искупления содеянного греха изваять бюст Карла Маркса для открытия памятника на главной улице Весьегонска. Бывший князь с готовностью принял это гуманное предложение и, надо отдать справедливость, добросовестно и мастерски выполнил его».

В газете «Красный Весьегонск» за 1 января 1919 года удалось найти раннюю статью А. И. Тодорского о памятнике К. Марксу, где была помещена фотография первоначального «временного бюста», открытого 8 ноября 1918 года. Любопытны также подробности, касающиеся весьегонской работы скульптора: «После праздничных торжеств Уездный Исполком решил иметь в городе бюст не временный, для чего сговорился со скульптором т. Сергеем Ухтомским, отпустил необходимые суммы и сейчас в Петербурге скульптор лепит гипсовый бюст Карлу Марксу, который в недалеком будущем украсит одно из учреждений или школ города». Кроме того, в этой статье шла речь о скульпторе Е. Махлис, занимавшейся новым памятником «в древнегреческом стиле», с колонной, увенчанной капителью и бюстом Карла Маркса.
В 1920-1921 годах Ухтомский находился в Петрограде и принял участие в двух выставках «Дома искусств». Каталогов тогда издано не было, сохранились лишь заметки в газете «Жизнь искусства». В одной из них читаем: «Превосходны карандашные, слегка подцвеченные, портреты П. И. Нерадовского (отметим отличный портрет скульптора С. А. Ухтомского). Хотелось бы только меньшей “фотографичности”. Выразительна, пластически эффектна бронзовая “Голова” работы Ухтомского».
Из современников, лично знавших скульптора и оставивших отзывы о нем, отметим Н. Г. Пиотровского. В незавершенной работе «Русский некрополь», изданной в 1929 году в Варшаве, он упоминает С. А. Ухтомского как «талантливого скульптора, человека исключительных духовных дарований». С ним он «часто делил петербургские досуги революционных годов, блуждая по кладбищам и всматриваясь в родной быт, такой близкий и такой далекий». «Тщетно мы искали тогда, — заключает Пиотровский, — ответов на наши тревожные вопросы…».
Интересны и воспоминания историка античности и археолога Т. С. Бартер, друга семьи Ухтомских. В сентябре 1921 года она опубликовала в рижской газете «Сегодня» небольшую статью-некролог о расстрелянном в Петрограде скульпторе:
«Князь Сергей Александрович Ухтомский пользовался исключительной популярностью в литературно-художественных кругах Петрограда. Последние произведения его вызвали большой интерес. Особенно удался ему бюст Сомова — и сам Сомов, такой скупой на похвалы, был в восторге (местонахождение этой работы неизвестно. — Авт.). В 1918 году Сергей Александрович просидел несколько месяцев в провинциальной тюрьме только за то, что имел несчастье родиться князем помещиком. Но он никогда не жаловался на судьбу, и только когда 6 февраля текущего года тяжело заболела его жена — на нервной почве — он как-то смущенно проговорил: “да, тяжело… ну что же, мы хоть пока что живы”. Я видела его в последний раз в конце июля — когда пришла проститься с ним и его женой. Они занимали комнату в “Доме искусства”, в двух шагах от “Гороховой”. Княгиня только что вернулась: два раза в неделю она носила “передачу” Владимиру Николаевичу Таганцеву. Она твердо высказала свою уверенность, что никакого заговора не было. Того же мнения был и Сергей Александрович. Воспитанный в традициях передового тверского дворянства, близкий к Петрункевичам, Родичевым и Корсаковым (жена его рожденная Корсакова) — он был носителем их идеалов, но был совершенно неприемлем на роли заговорщика. Расстрелом Сергея Алекс. Ухтомского — «чека» только подтвердила то, что мы все предполагали: никакого заговора не было. Неизвестно, за что погиб один из самых обаятельных людей России».

С. А. Ухтомский был арестован в ночь на 26 июля 1921 года у себя на квартире (наб. р. Мойки, 59). Русский музей немедленно вступился за своего сотрудника, посылая письма с просьбами о содействии «к скорейшему рассмотрению дела и скорейшему освобождению С. А. Ухтомского» за подписями директора и ученого секретаря в Коллегию Профобра, в Рабоче-Крестьянскую, инспекцию при Губчека, в Петроградский отдел Всероссийского союза работников искусств, в Комиссию по улучшению быта ученых.
Всё это не возымело действия. По заключению, написанному 22 августа 1921 года особо уполномоченным ВЧК Я. С. Аграновым, Ухтомский был обвинен в причастности к заговору «Петроградской боевой организации» против Советской власти. При отсутствии каких-либо реальных доказательств ему были поставлены в вину связи с профессором В. Н. Таганцевым, по предложению которого «Ухтомский написал и передал ему для напечатания в заграничной белой прессе статью (доклад) о музейном деле в советской Республике в период Революции». Собственно, эта статья и была единственным «обвинительным материалом» против Ухтомского. Сам Таганцев на допросе назвал ее «строго фактической и объективной. В ней были некоторые резкие фразы — крик наболевшей души, но они были мало заметны».
В хранящемся в Центральном архиве ФСБ (Москва) и состоящем из 382 томов деле «Петроградской боевой организации» есть том (№ 121) о 35-летнем дворянине, бывшем князе Сергее Александровиче Ухтомском. В нем имеются ордер на обыск и арест, вышеупомянутые письма в защиту «председателя Месткома Рабочих и служащих Русского музея» С. А. Ухтомского, который «особенно интенсивно работал по срочной подготовке выставки скульптуры, а также вел ряд неотложных, текущих работ по устройству и научной инвентаризации» Художественного отдела. Имеются протоколы допросов и обвинительное заключение с предложением «к гр. Ухтомскому, как к врагу народа и Р. Крест. Революции, применить высшую меру наказания», а также документ о том, что «Ухтомский Сергей Александрович подпадает под действие ст. 1 Указа Президента СССР от 13.08.90 г. “О восстановлении прав всех жертв политических репрессий 20-50-х годов”».

***

Впервые опубликовано в сборнике статей Е.В. Карповой «Скульптура России. Неизвестное наследие». СПб, 2015. Печатается в сокращенном виде.

---

---